Несбывшийся ребенок - [5]
И если она не ошибается — нет, конечно, не ошибается — Курт был зачат в море, их маленький морячок, их безбилетный пассажир. У нее и сейчас перед глазами их узкая каюта с плотно подогнанным буфетом, крошечным умывальником, встроенным диваном и прикрученными к полу кроватями. Ни один сантиметр не потерян впустую — все на своем месте, все в полном порядке. И голубое небо в иллюминаторе над головой.
Раз в две-три недели класс Зиглинды выезжал на какой-нибудь завод, чтобы дети могли посмотреть, какие чудесные вещи изготавливает германский народ. Все с нетерпением ждали этих экскурсий: не успевали они вернуться из одной, как начинали выспрашивать у фройляйн Альтхаус о следующей, но учительница была непреклонна.
— Это сюрприз, дети, — говорила она, улыбаясь.
У нее за спиной сияла чистая доска, а над головой (вдали от негодных детских рук) висел безу-пречно написанный алфавит.
Ходили слухи, что они могут поехать на фабрику игрушек и там увидят целые коробки с кукольными глазами, руками и волосами, груды ненабитых заготовок, йо-йо без веревочек, неразрезанные пазлы и нераскрашенных солдатиков без медалей и лиц. Или, быть может, их привезут на завод, где штампуют нагрудные знаки, и пряжки, и кресты — все те сияющие награды, которые они смогут заслужить, когда станут старше. И им разрешат потрогать их, и подержать в руках, и даже примерить, воображая себя взрослыми, — при условии, конечно, что они все вернут на место, потому что лгунов и воров ждет суровое наказание. Или, возможно, их отправят на завод, где печатают марки, и они увидят, как на огромные листы гуммированной бумаги наносят бесчисленные портреты фюрера, а затем специальная машина пробивает отверстия между этими маленькими фюрерами, чтобы их можно было легко оторвать и наклеить на конверт. Некоторые дети считают, что будет неинтересно смотреть на всех этих бесконечных фюреров, но они, конечно, молчат об этом, потому что каждый знает, что такие вещи нельзя произносить вслух — даже в пустой комнате.
Их школа тоже была в своем роде фабрикой: каждый день они собирали листья тутового дерева для шелковичных червей, которых выращивали во всех классах. Приходилось подчистую обдирать кусты, чтобы прокормить ненасытных, вечно голодных, быстро жиреющих гусениц, живущих в лотках под окнами. Все уроки проходили под их непрекращающееся монотонное жевание. Окуклившихся гусениц увозили, чтобы делать из них парашюты, это знали все. Учителя постоянно напоминали, что нужно чистить лотки и приносить много листьев, ведь это может спасти жизнь летчику. Так они говорили.
— Мы съездим на парашютный завод? — поинтересовалась как-то Зиглинда у фройляйн Альтхаус, однако учительница заявила, что это место не для детей и что они поедут на фабрику печенья.
Новость вызвала оживление, потому что печенье тогда достать было трудно, и всем хотелось попасть туда, где оно водится в изобилии.
Короткая поездка на метро — даже без пересадок — и они оказались на месте. Никто из детей не знал этого района — эту новую, особенную часть города, где делали печенье, игрушки и кресты. Они шагали парами и слушали фройляйн Альтхаус.
— В состав нашего печенья входят только чистейшие продукты. В нем нет никакой низкосортной корицы или недоброкачественного сахара. Дети, кто знает значение слова «недоброкачественный»? Да, Гризела, все верно, спасибо. Запомните это слово. Масло для нашего печенья дают крепкие германские коровы, выращенные крепкими германскими фермерами. В Англии печенье делают только из муки и воды, дети. Из муки и воды!
Вот мы и пришли. Видите здание фабрики за высокими воротами, видите высокие трубы? Там делают печенье. Нас встречает фрау Миллер. Взгляните, как она одета. По правилам, у работников фабрики может быть открыто только лицо. Нельзя допустить, чтобы в тесто попал хотя бы один волосок. Казалось бы, волос — такая мелочь, но представьте, что вы обнаружите его в печенье. Отвратительно! И для нас совершенно неприемлемо. Хотя в Англии, наверное, требования не столь жесткие. Фрау Миллер закрывает за нами ворота, потому что посторонним запрещено находиться на территории фабрики. Правила санитарии. Так что скажите спасибо, что нам разрешили прийти сюда. Спасибо, мадам, хайль Гитлер и с добрым утром. Да, пожалуйста, пересчитайте нас. Стойте, дети. Прежде чем пройти на производство, где делают печенье, мы должны ознакомиться с правилами. Все слышат и понимают, что нам говорят? Мы должны надеть специальные белые шапочки и специальные бахилы, которые выглядят как маленькие белые облачка. Теперь мы все похожи. Нельзя ничего трогать. Нельзя ничего есть. Если кто-то хочет в туалет, пусть сходит сейчас — только шапочку и бахилы надо оставить здесь. Ни в коем случае нельзя отделяться от группы и ходить поодиночке. Я слышу, кто-то кашляет. Запрещено кашлять. Я слышу, кто-то чихает. Запрещено чихать. Не трогать, не есть, не отходить, не кашлять, не чихать. Хайль Гитлер!
Проходите, проходите. Теперь мне придется кричать, дети, потому что мы на производстве, где делают печенье. Здесь очень шумно. Вообще, женщина не должна кричать. Кричащий мужчина имеет жалкий вид, а кричащая женщина еще хуже. Она визжит, она бросается на людей, она даже может шпилькой ткнуть. Но сейчас другое дело. Это исключение. Все меня слышат? Возьмите друг друга за руки — в целях безопасности. Здесь столько машин! Чаны с мукой и с сахаром, миски для смешивания размером с ванну, ножи для рубки масла, железные крюки и скребки — если какой-нибудь ребенок угодит туда, его живо замесят в печенье. Не забывайте правила. Торчащая косичка, расстегнутая кофта, пальчик, тянущийся к тесту, — надеюсь, все понимают, какие могут быть последствия. Взгляните на рабочих в чистых белых халатах. Они изготавливают тысячи галет в день. Мы с вами находимся на одной из самых передовых фабрик печенья в мире! Кто знает слово «передовой»? Молодец, Ханнес, правильно. Выучите слово «передовой», оно очень важное. Мы можем гордиться своим печеньем, дети. Все работники на этой фабрике выглядят одинаково, и их печенье тоже все до единого соответствует высочайшим стандартам, конечно, за исключением сломанного. Оно хоть и не отличается по вкусу, но на продажу не годится, потому что бракованное. Говорят, Фюрер любит выпить вечером чашку чая (он не употребляет алкоголь) с баттеркексом, поэтому каждый год, в день рождения, фабрика посылает ему килограммовый набор своей продукции, которую он находит очень вкусной и питательной. Наше печенье помогает нам в борьбе с англичанами, которые даже приличного печенья сделать не могут.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Откуда берется зло? Почему дети из обычных семей превращаются в монстров? И, самое главное, будут ли они когда-нибудь наказаны за свои чудовищные поступки? Дэрилу Гриру всего шестнадцать. Он живет с мамой и папой в Канзасе, любит летучих мышей и одиночество. Окружающим он кажется странным, порой даже опасным, правда не настолько, чтобы обращать на него особое внимание. Но все меняется в один страшный день. Тот самый день, когда Дэрил решает совершить ужасное преступление, выбрав жертвами собственных родителей. Читателю предстоит не только разобраться в случившемся, но и понять: как вышло, что семья не заметила волков у дверей – сигналов, которые бы могли предупредить о надвигающейся трагедии.
За день до назначенной даты сноса дома на Принсесс-стрит Мэнди Кристал стояла у забора из проволочной сетки и внимательно разглядывала строение. Она не впервые смотрела в окна этого мрачного дома. Пять лет назад ей пришлось прийти сюда: тогда пропали ее подруги — двенадцатилетние Петра и Тина. Их называли девочками-мотыльками. Они, словно завороженные, были притянуты к этому заброшенному особняку, в котором, по слухам, произошло нечто совершенно ужасное. А потом и они исчезли! И память о том дне, когда Мэнди лишилась подруг, беспокоит ее до сих пор.
У тринадцатилетней Руби Флад есть страшный секрет: она видит заблудшие души мертвых людей. Мрачные и потерянные, они ходят по свету в поисках отмщения. Но девочка не боится их. Не страшится она и правды: ее родители ей неродные. Мысли о настоящих маме и папе не дают Руби покоя. Почему они бросили собственную дочь? Что с ней не так? Она должна отыскать их и узнать всю правду! Не взяв с собой ничего, кроме крошечного чемоданчика, она отправляется на поиски. Компанию ей составляет единственный друг – мальчик по имени Тень.
Алекс было всего семь лет, когда она встретила Голубоглазого. Мальчик стал ее первый другом и… пособником в преступлении! Стоя возле аквариума с лобстерами, Алекс неожиданно поняла, что слышит их болтовню. Они молили о свободе, и Алекс дала им ее. Каково же было ее удивление, когда ей сообщили, что лобстеры не говорят, а Голубоглазого не существует. Прошло десять лет. Каждый день Алекс стал напоминать американские горки: сначала подъем, а потом – стремительное падение. Она вела обычную жизнь, но по-прежнему сомневалась во всем, что видела.