Нет, и в церкви все не так, все не так, как надо.
Я на гору впопыхах, чтоб чего не вышло.
На горе стоит ольха, под горою вишня.
Был бы склон увит плющом — мне б и то отрада,
Хоть бы что-нибудь еще — все не так, как надо.
Я по полю вдоль реки. Свет и тьма. Нет бога.
В чистом поле васильки, дальняя дорога.
Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами,
А в конце дороги той плаха с топорами.
Где-то кони пляшут в такт, нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так, а в конце подавно.
И ни церковь, ни кабак — ничего не свято…
Нет, ребята, все не так, все не так, ребята!
Дурацкий сон как кистенем
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нем
И неприглядно
Во сне я лгал и предавал
И льстил легко я…
А я и не подозревал
В себе такое.
Еще сжимал я кулаки
И бил с натугой.
Но мягкой кистию руки,
А не упругой.
Тускнело сновиденье, но
Опять являлось.
Смыкались веки, и оно
Возобновлялось.
Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил,
Трусил и трусил.
Я перед сильным лебезил,
Пред злобным гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.
Да это бред! Я свой же стон
Слыхал сквозь дрему,
Но это мне приснился он,
А не другому.
Очнулся я и разобрал
Обрывок стона.
И с болью веки разодрал,
Но облегченно.
И сон повис на потолке
И распластался.
Сон в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.
Я вымыл руки — он в спине
Холодной дрожью.
Что было правдою во сне,
Что было ложью?
Коль это сновиденье — мне
Еще везенье.
Но если было мне во сне
Ясновиденье?
Сон — отраженье мыслей дня?
Нет, быть не может!
Но вспомню — и всего меня
Перекорежит.
А вдруг — в костер?! И нет во мне
Шагнуть к костру сил.
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.
Иль скажут мне: — пой в унисон,
Жми что есть духу!..
И я пойму: вот это сон,
Который в руку.
Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете по влечению.
Жил безбедно и при деле,
Плыл — куда глаза глядели по течению.
Думал: вот она, награда,
Ведь ни веслами не надо, ни ладонями.
Комары, слепни да осы
Донимали, кровососы, да не доняли.
Слышал, с берега вначале
Мне о помощи кричали, о спасении…
Не дождались, бедолаги,
Я лежал чумной от браги, в расслаблении.
Заскрипит ли в повороте,
Крутанет в водовороте — все исправится.
То разуюсь, то обуюсь,
На себя в воде любуюсь — очень нравится!
Берега текут за лодку,
Ну а я ласкаю глотку медовухою.
После лишнего глоточку,
Глядь, плыву не в одиночку — со старухою.
И пока я удивлялся,
Пал туман, и оказался в гиблом месте я.
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо, злая бестия.
Я кричу — не слышу крика,
Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я.
На ветру меня качает. — Кто здесь?
— Слышу, отвечает: — Я, нелегкая!
Брось креститься, причитая,
Не спасет тебя святая богородица!
Тех, кто руль и весла бросит,
Враз нелегкая заносит — так уж водится.
Я впотьмах ищу дорогу,
Медовуху — понемногу, только по сто пью.
А она не засыпает,
Впереди меня ступает тяжкой поступью.
Вот споткнулась о коренья,
От большого ожиренья гнусно охая,
У нее одышка даже,
А заносит ведь туда же, тварь нелегкая.
Вдруг навстречу нам живая
Колченогая кривая морда хитрая.
— Ты, — кричит, — стоишь над бездной,
Я спасу тебя, болезный, слезы вытру я.
Я спросил: — Ты кто такая?
А она мне: — Я, кривая. Воз молвы везу.
И хоть я кривобока,
Криворука, кривоока, я, мол, вывезу.
Я воскликнул, наливая:
— Вывози меня, кривая, я на привязи.
Я тебе и жбан поставлю,
Кривизну твою исправлю — только вывези.
И ты, нелегкая, маманя,
На-ка истину в стакане, больно нервная!
Ты забудь себя на время,
Ты же, толстая, в гареме будешь первая!
И упали две старухи
У бутыли медовухи в пьянь-истерику.
Ну а я за кочки прячусь,
Озираюсь, задом пячусь
Лихо выгреб на стремнину
В два гребка на середину.
Ох, пройдоха я!
Чтоб вы сдохли, выпивая,
Две судьбы мои — кривая да нелегкая!
Беда!
Теперь мне кажется, что мне не успеть за собой.
Всегда
Как будто в очередь встаю за судьбой.
Дела!
Меня замучили дела — каждый миг, каждый час, каждый день.
Дотла
Сгорело время, да и я — нет меня, только тень.
Ты ждешь.
А может, ждать уже устал и ушел или спишь…
Ну что ж,
Быть может, мысленно со мной говоришь.
Теперь
Ты должен вечер мне один подарить, подарить.
Поверь,
Мы будем много говорить.
Опять
Все время новые дела у меня, все дела.
Догнать,
Или успеть, или найти — нет, опять не нашла.
Беда!
Теперь мне кажется, что мне не успеть за собой.
Всегда
Как будто в очередь встаю за тобой…
Теперь
Ты должен вечер мне один подарить, подарить.
Поверь,
Мы будем много говорить.
Подруг
Давно не вижу, все дела у меня, все дела…
И вдруг
Сгорели пламенем дотла — не дела, а зола.
Весь год
Он ждал, но больше ждать ни дня не хотел,
И вот
Не стало вовсе у меня добрых дел.
Теперь
Ты должен вечер мне один подарить, подарить
Поверь,
Что мы не будем говорить.
Мне в ресторане вечером вчера
Сказала с юморком и с этикетом,
Что киснет водка, выдохлась икра
И что у них ученый по ракетам.
И, многих помня с водкой пополам,
Не разобрав, что плещется в бокале,
Я, улыбаясь, подходил к столам
И отзывался, если окликали.
Вот он, надменный, словно Решелье,
Почтенный, словно папа в старом скетче.
Но это был директор ателье
И не был засекреченный ракетчик.
Со мной гитара, струны к ней в запас,
И я гордился тем, что тоже в моде.
