Нерв - [3]

Много тыщ имеет кто

Тратьте тыщи те.

Даже то, не знаю что,

Здесь отыщите…

Так поют скоморохи на сказочной ярмарке. А вот как начинается песня царских глашатаев:

Если кровь у кого горяча,

Саблей бей, пикой лихо коли.

Царь дарует вам шубу с плеча

Из естественной выхухоли…

Такого раскованного и — одновременно — точного обращения со словом, непринужденного владения разговорными интонациями в стихах добиться очень трудно. А Высоцкий добивался. Но он умел быть не только добрым. И не только покладистым. Когда некоторые «весьма специфические» зарубежные доброхоты пробовали его «на излом», то Высоцкий, оставаясь самим собой, разговаривал с ними жестко и однозначно. Родину свою в обиду он не давал никому. Помню, как в октябре 1977 года группа советских поэтов приехала в Париж для участия в большом вечере поэзии. Компания подобралась достаточно солидная: К. Симонов, Е. Евтушенко, О. Сулейменов, Б. Окуджава, В. Коротич, М. Сергеев, Р. Давоян. Был в нашей группе и Владимир Высоцкий. Устроители вечера явно сэкономили на рекламе. Точнее, она отсутствовала напрочь! И конечно же нам говорили: «Стихи?! в Париже?! абсурд!.. вот увидите — никто не придет!..» Мы увидели. Пришли две с половиной тысячи человек. Высоцкий выступал последним. Но это его выступление нельзя было назвать точкой в конце долгого и явно удлинившегося вечера. Потому что это была не точка, а яростный и мощный восклицательный знак!.. Так кем же он все-таки был — Владимир Высоцкий? Кем он был больше всего? актером? поэтом? певцом? Я не знаю. Знаю только, что он был личностью. Явлением. И факт этот в доказательствах уже не нуждается… Высоцкий продолжает свою жизнь. Его сегодня можно услышать в городских многоэтажках и сельских клубах, на огромных стройках и на маленьких полярных станциях, в рабочих общежитиях и в геологических партиях. Вместе с нашими кораблями песни Высоцкого уходят в плаванья по морям и океанам нашей планеты. Вместе с самолетами взмывают в небо. А однажды даже из космоса донеслось:

Если друг оказался вдруг

И не друг и не враг, а так.

Если сразу не разберешь,

Плох он или хорош.

Парня в горы тяни — рискни.

Не бросай одного его.

Пусть он в связке одной с тобой.

Там поймешь, кто такой…

Эту песню пел звездный дуэт космонавтов в составе В. Коваленка и А. Иванчекова. И надо сказать, что здесь все было на высоте — и песня, и исполнение!.. Лучшие песни Владимира Высоцкого — для жизни. Они друзья людей. В песнях этих есть то, что может поддержать тебя в трудную минуту, — есть неистощимая сила, непоказная нежность и размах души человеческой. А еще в них есть память. Память пройденных дорог и промчавшихся лет. Наша с вами память…

…но кажется мне, не уйдем мы с гитарой

На заслуженный, но нежеланный покой…

Правильно написал!

/Роберт Рождественский/

ПЕСНЯ ПЕВЦА У МИКРОФОНА [1]

Я весь в свету, доступен всем глазам.

Я приступил к привычной процедуре:

Я к микрофону встал, как к образам,

Нет-нет, сегодня — точно к амбразуре.

И микрофону я не по нутру

Да, голос мой любому опостылет.

Уверен, если где-то я совру,

Он ложь мою безжалостно усилит.

Бьют лучи от лампы мне под ребра,

Светят фонари в лицо недобро,

И слепят с боков прожектора,

И жара, жара[2].

Он, бестия, потоньше острия.

Слух безотказен, слышит фальшь до йоты.

Ему плевать, что не в ударе я,

Но пусть, я честно выпеваю ноты.

Сегодня я особенно хриплю,

Но изменить тональность не рискую.

Ведь если я душою покривлю,

Он ни за что не выправит кривую.

На шее гибкой этот микрофон

Своей змеиной головою вертит.

Лишь только замолчу, ужалит он.

Я должен петь до одури, до смерти.

Не шевелись, не двигайся, не смей.

Я видел жало: ты змея, я знаю.

А я сегодня — заклинатель змей,

Я не пою, а кобру заклинаю.

Прожорлив он, и с жадностью птенца

Он изо рта выхватывает звуки.

Он в лоб мне влепит девять грамм свинца.

Рук не поднять — гитара вяжет руки.

Опять не будет этому конца.

Что есть мой микрофон? Кто мне ответит?

Теперь он — как лампада у лица,

Но я не свят, и микрофон не светит.

Мелодии мои попроще гамм,

Но лишь сбиваюсь с искреннего тона,

Мне сразу больно хлещет по щекам

Недвижимая тень от микрофона.

Я освещен, доступен всем глазам.

Чего мне ждать: затишья или бури?

Я к микрофону встал, как к образам.

Нет-нет, сегодня точно — к амбразуре.

МЫ ВРАЩАЕМ ЗЕМЛЮ

Из дорожного дневника

Ожидание длилось, а проводы были недолги.

Пожелали друзья: «В добрый путь, чтобы все без помех».

И четыре страны предо мной расстелили дороги,

И четыре границы шлагбаумы подняли вверх.

Тени голых берез добровольно легли под колеса,

Залоснилось шоссе и штыком заострилось вдали.

Вечный смертник — комар разбивался у самого носа,

Превращая стекло лобовое в картину Дали.

И сумбурные мысли, лениво стучавшие в темя,

Всколыхнули во мне ну попробуй-ка останови.

И в машину ко мне постучало военное время.

Я впустил это время, замешанное на крови.

И сейчас же в кабину глаза из бинтов заглянули

И спросили: «Куда ты? на запад? вертайся назад…»

Я ответить не мог: по обшивке царапнули пули.

Я услышал: «Ложись! берегись! проскочили! бомбят!»

И исчезло шоссе — мой единственный верный фарватер.

Только елей стволы без обрубленных минами крон.

Бестелесный поток обтекал не спеша радиатор.