Нерождённый 7 - [13]

Это было бы отлично, жаль только и еда и сон отнимает время, а у меня совсем мало его сейчас.

— Шахта в клане Проклятых, — начинаю я, опережая расспросы Тринити. — Подземный город набитый Исчадиями. Нам нужно опуститься туда, до самого дна… и вернуться обратно.

— До самого дна? — Юто, который до этого задумчиво разглядывал гулящее среди углей пламя, поднимает на меня удивлённый взгляд.

— Да. Вдруг там, на дне есть сердца Исчадий высоких рангов. Вдруг там есть сердца исчадия ранга Охотник. Это твой пропуск в Семью. И это наш шанс на победу. Мы не должны упустить его.

Я хочу добавить про то, что осталось совсем мало времени, но сдерживаю себя. Лучше им раньше времени не знать об угрозе Рэйден и об армии призрачных воинов. Страх мешает — я не хочу чтобы им мешал страх перед армадой, которая может стереть с лица земли всех здесь.

Юто качает головой. Он просто смотрит на меня и качает головой, а на лицо его очень большие сомнения.

— Некоторые уже пытались это делать, — наконец, говорит он. — Они не возвращались. Шахта широка, некоторые брали маленькие корабли и пробовали опускаться на них. Никто не вернулся. И никто никогда не узнал, какой страшной была их смерть.

— Ну тогда, — я пожимаю плечами и перевожу взгляд на Тринити. — Это означает, что ты должен сделать очень толстые и прочные стены и очень быстрый двигатель… если конечно, хочешь чтобы мы с Юто вернулись обратно.

* * *

Я нахожу Вада в столице, в его доме — никто не рискнул тронуть Алхимика Веры. Пока летел я обдумывал как буду искать его, а искать не пришлось.

Обдумывал я и прощальные слова Тринити о том, что если я хочу, чтобы он сделал штуку способную опуститься на самое дно шахты и целой вернуться обратно — я должен найти для него лучший из цехов.

Где найти такой? Производство в столице стоит, никто здесь уже не делает станки или корабли — они не нужны Ода.

Есть только один отличный цех о котором я знаю.

Мой.

В Небесном Утесе.

Правда, сейчас Небесный Утёс принадлежит Карате. Мне нужно будет уговорить её разрешить воспользоваться «её» цехом… так чтобы она не догадалась о том, что штука, которая будет изготовлена там, поможет мне прикончить Ода.

Вада открывает дверь и завидев меня отшатывается… да, я что-то вроде вестника беды для него.

— Я же просил больше никогда не приходить сюда, — говорит он, явно не собираясь пускать меня внутрь.

Он просил об этом? Не помню, может, и так.

Тяну дверь на себя и не обращая внимания на молнии сверкающие в глазах алхимика, вхожу внутрь… здесь ничего не изменилось с нашей последней встречи.

И на верхней ступени лестницы сидит та самая девочка… маленькая дочь Вада. Интересно, Эрика старше её?

— Здравствуй, — я улыбаюсь ей и огромные глаза девочки вспыхивают радостью — ну еще бы, взрослый большой господин в роскошных одежда здоровается с ней.

Вада, скривившись, не в силах помешать мне, прикрывает дверь за нашими спинами.

— Оставь нас, милая, — я вижу тёпло в его глазах… хорошо, когда рядом есть тот, кого ты любишь.

Кроха вскакивает, готовая послушаться отца.

— Пусть остаётся, я не надолго. Мне просто нужны советы, мастер.

Девочка заслышав мои слова, тут же снова усаживается на ступенях и подперев голову ладошкой, замирает, готовая внимательно слушать.

— Советы? — брови Вада удивлённо поднимаются.

Ну да, он думал, что я пришёл за формулами. А я пришёл за большим — за его тайным искусством.

— Мне нужно улучшить одну формулу, мастер, — говорю я, делая шаг к окну — здесь слишком темно, я хочу чтобы тёплые лучи трогали мою кожу.

— Я не улучшаю чужих формул, — холодно отвечает Вада…

— Я же сказал — я пришёл за советами, — напоминаю я. — Я хочу попытаться сделать это сам, но мне нужно знать по каким законам это всё работает.

Должны же быть какие то правила! Я не верю, что формулы рисуют, как вздумается.

— Никто не откроет тебе своих секретов, Керо. Никто, — от взгляда Вада можно замерзнуть.

Спорно. Это спорно.

— Ты что-нибудь слышал о формуле тысячекратной боли, мастер? — спрашиваю я.

Он вздрагивает. И это означает только одно — он слышал о ней. Впрочем, и название её обещает многое. У меня нет этой формулы, но откуда Вада знает об этом?

— Я не чувствую боли, Керо. Однажды я убил в себе боль. Я вывернул формулы боли наизнанку. Я мучил ими себя до тех пор, пока боль не ушла. Навсегда. Я должен был лишиться своей боли, чтобы перестать чувствовать боль других.

— Не чувствуешь боли? — я задумываюсь, а потом показываю на девочку, которая, замерев, не пропускает ни слова из нашей беседы. — Ну, тогда может она почувствует её?

Лицо Вада каменеет.

— Если ты всё же станешь Императором, — наконец, говорит он, не в силах спрятать ненависть во взгляде. — Эти земли утонут в крови. В тебе нет жалости.

Про какую жалость он говорит? Не к тем ли, кого он замучил в соседней комнате, которую так красиво называет лабораторией?

— Этот мир уже утонул в крови, — говорю я. — Со мной её точно станет меньше. Сейчас мне нужно победить. И ради этой победы я сделаю всё, что угодно. И если нужно, если ты заставишь меня это сделать — я убью и её.

Я не показываю на ту, кто сейчас с важным видом сидит на верхней ступени лестницы и слушает нас, делая вид, что всё понимает.