Неразумная обезьяна - [2]

Но это был отнюдь не единственный случай, когда холодная война едва не превратилась в войну горячую. За два десятилетия до описанного случая, 27 октября 1962 года, в самый разгар кубинского ракетного кризиса, возникла еще более тревожная ситуация. В то время, когда Хрущев и Кеннеди лихорадочно вели переговоры, стараясь предотвратить войну, в Северной Атлантике, в океанских глубинах, разразился кризис, о котором не было известно лидерам обеих сверхдержав. Корабли ВМС США обнаружили советскую подводную лодку Б-59, которая, чтобы уйти от наблюдения, погрузилась настолько глубоко, что потеряла связь с внешним миром. Экипаж подлодки, преследуемой американским авианосцем “Рэндольф” и одиннадцатью эсминцами, в течение нескольких дней не мог выйти на связь с Москвой. Никто на борту не знал, началась ли война, и не понимал, что делать.

В попытке заставить подлодку всплыть для опознания американцы принялись бросать за борт глубинные бомбы; русские – что совершенно неудивительно – восприняли эти действия как акт войны. Находившиеся на борту трое старших офицеров – капитан подводной лодки Валентин Савицкий, замполит Иван Масленников и начальник штаба бригады подводных лодок, капитан второго ранга Василий Архипов – непрерывно совещались, решая, как следует поступить. В случае отсутствия связи с Москвой командир имел полномочия реагировать на угрозы и право применить единственную торпеду с ядерной боеголовкой, входившую в корабельный арсенал. Американские преследователи об этом не знали и продолжали охоту за осажденной подлодкой.

Атмосфера на борту Б-59 была удручающей. Отказала система кондиционирования воздуха, температура поднялась до 50 градусов Цельсия, превратив лодку в финскую баню. Повысилось содержание углекислого газа, стало не хватать кислорода – все это никак не способствовало принятию разумных решений. Подходил к концу запас питьевой воды; экипаж получал по одному стакану воды в сутки. Глубинные бомбы продолжали падать, и находившийся на борту офицер разведки Вадим Орлов позже вспоминал: “Это было то же самое, что сидеть в железной бочке, по которой кто-то непрерывно колотил кувалдой”. В этом аду капитан Савицкий пришел к выводу, что война началась. “Наверху наверняка бушует война, а мы прячемся на дне. Нам надо ударить. Мы погибнем, но не посрамим честь флота”, – сказал он и отдал приказ нацелить на “Рэндольф” торпеду Т-5 с зарядом 15 килотонн.

Масленников согласился с доводами командира. Устав предписывает, что решение об атаке требует согласия капитана и замполита. Однако должность Архипова как начальника штаба бригады ставила его в положение, равное положению командира лодки Савицкого. Для использования атомной торпеды требовалось согласие всех трех командиров. Савицкий и Масленников высказались за удар, и теперь бремя решения целиком и полностью легло на широкие плечи Василия Александровича Архипова. Он сказал, что атомная торпедная атака превратит “Рэндольф” в пар и этот акт станет первым выстрелом Третьей мировой войны. Ни в Кремле, ни в Белом доме не знали о том, что офицеры-подводники в этот момент принимали самое ответственное в своей жизни решение. Говоря словами историка Артура Шлезингера-младшего, “это был не только самый опасный момент холодной войны. Это был самый опасный момент в истории человечества”.

Для Архипова такое тяжелое положение было не в новинку. Всего за год до этого, когда он служил на подводной лодке К-19, у ее атомного реактора отказала система охлаждения. Для того чтобы предотвратить расплавление реактора, Архипов и его экипаж сумели соорудить и запустить импровизированную систему охлаждения. Во время работы экипаж, включая и Архипова, получил невероятно высокую дозу радиации. Но цель была достигнута – реактор уцелел и лодка осталась на плаву. Этот инцидент получил неприятную огласку на флоте, но все знали о мужественном поведении Василия Архипова, и офицер пользовался большим уважением сослуживцев. И вот теперь, глядя в глаза двум командирам, Архипов запретил торпедную атаку. Он отклонил все пылкие аргументы, сказав, что пуск Т-5 означал бы неизбежность тотальной ядерной войны. Еще Архипов добавил, что принимать такое решение без согласования с командованием и не имея представления об обстановке – безумие; он решил всплыть на поверхность и связаться с Москвой.

Архипову удалось убедить товарищей в своей правоте. К этому моменту в Белом доме узнали о событиях в Северной Атлантике, и авианосной группе был отдан приказ о прекращении инцидента. Б-59 смогла беспрепятственно вернуться на базу. Лишь много позже в Москве и в Вашингтоне удосужились признать и то, насколько близко к пропасти подошел в тот момент мир, и то, что именно хладнокровие Архипова предотвратило Армагеддон. Десятилетия спустя директор архива Службы национальной безопасности США Томас Блэнтон выразил это одной короткой фразой: “Парень по имени Василий Архипов спас мир”.

Но хотя ни Петров, ни Архипов так и не получили признания, какого они заслуживали, человечество находится перед ними в неоплатном долгу. В их действиях можно выделить нечто общее – помимо того, что оба они предотвратили вселенскую катастрофу. В ситуациях, когда над всеми властвовали распаленные эмоции, два этих офицера сохранили поразительную способность к критическому мышлению и сумели – в буквальном смысле слова! – спасти мир. Испытывая невероятное нервное, физическое и психологическое напряжение, они смогли руководствоваться логикой, умением взвешивать вероятности и разумным мышлением. Именно благодаря этому мы сегодня находимся здесь. Вероятно, нам самим не выпадет шанс отвести угрозу ядерной катастрофы, однако же мы обязаны кое-чему научиться у двух невоспетых русских героев: чрезвычайно важному умению критически мыслить в любой ситуации.