Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока - [5]
Блок, попавший на перепутье новой и старой эпохи, действительно все больше и больше напоминал заблудившегося ребенка. Однако… Мы и сейчас можем мысленно представить такую картину. Худая высокая фигура Блока бродит по заснеженным улицам, вот он свернул за угол и зашел в какой-то грязный кабачок, а вот вышел на Невский проспект и… растворился в тумане. И только вслед ему звучат строки близкого приятеля – Вячеслава Иванова…
«Классическое описание Петербурга всегда начинается с тумана. Туман бывает в разных городах, но петербургский туман особенный. Для нас, конечно. Иностранец, выйдя на улицу, поежится: „Бр…проклятый климат…“ Ежимся и мы. Но…
И туман, туман – душу этих „львов и садов“. Петр на скале, Невский, сами эти пушкинские ямбы – все это внешность, платье. Туман же душа. Там, в этом желтом сумраке, с Акакия Акакиевича снимают шинель, Раскольников идет убивать старуху…»
А Блок… Блок, для которого туман необходим, как воздух бродит, не зная покоя по ночному городу. Для него туман – это вечный спутник, понимающий его лучше родных и близких. Поэт стоит на набережной Невы и не отрываясь смотрит на черные воды реки. «Когда же наступит осень, – думает Блок, – туман снова окутает город. Все верно… Это самый отвлеченный и самый умышленный город на земле. Еще Достоевский сказал: „Мне сто раз среди этого тумана задавалась странная, но навязчивая греза: А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизкий город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посереди его, пожалуй для красы, бронзовый всадник вдруг проснется, кому это все грезится, – и все вдруг исчезнет…“»
И все же… Этот красивый, холодный и даже слегка отстраненный город постоянно навевал на Блока такие далекие, но такие прекрасные картины прошлого. Того прошлого, которое, увы, не возродится уже никогда. И тотчас, словно по мановению волшебной палочки перед ним возникло видение.
Лето… По широкой Неве от Академии медицины до Академии наук идет пароход, на котором великий Менделеев, создатель «периодической таблицы» едет в гости к своему приятелю профессору Бородину, известному химику, имевшему престранное хобби – сочинять музыку. Вот так, вечерами, после многих часов, проведенных в лаборатории, г-н Бородин взял да и сочинил «Князя Игоря». Впрочем, два химика не обсуждали пассажи мира искусства, а любили чаевничать и беседовать, как нынче говорят, про жизнь. А за окном на набережной кипела университетская жизнь, тем более что ни в одной столице мира на берегу реки не находилось столько учебных заведений, сколько в блистательном Санкт-Петербурге. «Как же пустынна набережная, – думает Блок, возвращаясь в реальность своего времени, – будто все умерло. Все мертво». И снова перед ним возникают две фигуры – Менделеев и Бекетов. Каждый занят своим делом… В своих уютных и просторных квартирах, в забитых книгами библиотеках, в лабораториях с новейшим для того времени оборудованием, они трудились во славу дела их жизни, во славу российской науки. А в то же время их жены, весьма эмансипированные дамы, тоже старающиеся идти в ногу со временем, жили собственной напряженной жизнью. Воспитывали детей, отдавали и наносили визиты, и читали, читали, читали.
Дети подрастали, и девочки – эти юные воздушные создания, уже не видели смысл жизни только в счастливом замужестве, а пытались найти свой собственный путь в этом мире. Девушки были умны и прекрасно образованы, любили Листа и Берлиоза, переводили Бальзака и Виньи, читали братьев Гонкуров, а еще… Обожали светское общество и устраивали потрясающие вечеринки, на которые приглашали студентов из учебных заведений их родителей.
Такие приемы любили устраивать в шумном, веселом и хлебосольном доме профессора Бекетова – ректора Петербургского университета. На них всегда царила непринужденная веселая обстановка, шутки и розыгрыши. Вот как их описывает Нина Берберова: «Пожилые профессора, бородатые и длинноволосые, в долгополых сюртуках, играли в карты. Дамы за самоваром судачили обо всем на свете: педагогике, литературе, семейной жизни. А молодежь – будущие светочи науки – одни еще неуклюжие, а другие, напротив, чрезвычайно светские, приглашали на вальс барышень с осиными талиями, большей частью уже предпочитавших Шатобриану Стендаля».
Младшей дочери Бекетовых – Александре едва исполнилось семнадцать. Бойкая, веселая, наделенная живым умом, она была всеобщей любимицей. И все же у девушки, несмотря на столь юный возраст, уже сформировались вполне серьезные интересы. Отец привил ей любовь к систематическим занятиям и энциклопедическим знаниям, а мать – переводчица французских романов – любовь к литературе. Александра пишет стихи, у изголовья ее кровати лежат рассказы Доде, а под подушкой – «Воспитание чувств» Флобера.
Что ж тут удивительного, если Александра выросла очень романтичной девушкой. Почти живая иллюстрация пушкинской Татьяны: «Ей рано нравились романы, они ей заменили все». И дальше шло почти по тексту. Молодые люди, бывавшие в доме Бекетова, казались ей скучными и пресными. Душа ждала романтичного героя, чем-то похожего на Онегина или Печорина. В нем должно быть нечто эдакое, холодное, отстраненное и чуть демоническое. Такое, от чего бы затрепетала ее душа, какая-то загадка, которую хотелось бы разгадать, лед, который нужно было бы растопить. В общем – некто очень выделяющийся из привычного круга. И, естественно, если чего-то очень хочешь, – оно непременно сбудется. Демон собственной персоной не замедлил явиться.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.