Нерадивый ученик - [37]

– Вот тебе весь бакшиш, – заявил он.

Порпентайн уселся поудобнее и закрыл глаза, даже не взглянув на Бонго-Шафтсбери. Ни звука не издал. Поезд снова тронулся. Итак. Что же для них чистота? Это отнюдь не соблюдение Кодекса. Выходит, они изменили курс? Игра не по правилам еще никогда не была настолько откровенной. Означало ли это, что встреча в Фашоде окажется важной, может, даже решающей? Он открыл глаза и взглянул на Бонго-Шафтсбери, который углубился в книгу: «Промышленная демократия» Сидни Дж. Уэбба{136}. Порпентайн пожал плечами. В былые времена его собратья учились ремеслу на практике. Изучали шифры – разгадывая, таможенников – дурача, а противников – убивая. Новое поколение читало книги: это были юнцы, напичканные теорией и (как он понял) верившие лишь в совершенство своего внутреннего механизма. Он вздрогнул, вспомнив переключатель, вживленный в руку Бонго-Шафтсбери и напоминавший насекомое-паразита. Молдуорп, похоже, был самым старым действующим агентом, но в вопросах профессиональной этики они с Порпентайном относились к одному поколению. Порпентайн сомневался, что Молдуорп одобрил бы сидящего напротив молодого человека.

Двадцать пять миль проехали молча. Экспресс проносился мимо ферм, которые выглядели все богаче и богаче; встречались феллахи, трудившиеся на полях все более споро, небольшие фабрики, множество древних руин и высокие тамариски в цвету. На Ниле была высокая вода, вдаль уходила сверкающая сеть оросительных каналов и небольших полных водоемов; с их помощью орошали пшеничные и ячменные поля, простиравшиеся до горизонта. Поезд подошел к притоку Нила под названием Розетта; пересек его по узкому металлическому мосту, вошел на территорию вокзала Кафр-эз-Зайят, где и остановился. Бонго-Шафтсбери закрыл книгу, встал и покинул купе. Через несколько секунд вошел Гудфеллоу, держа за руку Милдред.

– Ему показалось, что ты хочешь поспать, – сказал Гудфеллоу. – Мне следовало догадаться. Я был занят с сестрой Милдред.

Порпентайн шумно вздохнул, прикрыл веки и уснул еще до того, как поезд отправился дальше. Проснулся он, когда до Каира оставалось полчаса.

– Все тихо, – сказал Гудфеллоу.

Вдалеке, на западе, виднелись очертания пирамид. Ближе к городу стали появляться сады и виллы. Поезд оказался на центральном вокзале Каира около полудня.

Каким-то образом Гудфеллоу и Виктория умудрились оказаться в фаэтоне и уехать раньше, чем их спутники спустились на платформу.

– Черт побери, куда это они сбежали? – недоумевал сэр Аластер.

Бонго-Шафтсбери ходил с озадаченным видом. Выспавшийся Порпентайн почувствовал себя на отдыхе.

– Арабиех, – весело прокричал он. Со скрипом и стуком подкатило полуразвалившееся разноцветное ландо, Порпентайн показал на фаэтон: – Два пиастра, если догоним их.

Возница ухмыльнулся; Порпентайн рассовал всех по сиденьям. Сэр Аластер пытался возражать, что-то бормоча про мистера Конан Дойля. Бонго-Шафтсбери загоготал, и они стремглав помчались по крутой кривой влево через мост эль-Лемун в сторону Шариа-Баб-эль-Хадид. Милдред корчила рожи туристам, которые шли пешком или ехали на осликах, сэр Аластер на всякий случай улыбался. Порпентайн видел, как впереди, в фаэтоне, тоненькая, изящная Виктория держит Гудфеллоу под руку и откидывает головку, чтобы ветер мог играть ее волосами.

Экипажи прибыли к отелю «Шепард» одновременно. Все вышли и направились в здание – кроме Порпентайна.

– Зарегистрируй меня, – крикнул он Гудфеллоу, – мне нужно кое с кем встретиться.

«Кое-кто» оказался швейцаром отеля «Виктория», в четырех кварталах к юго-западу. Пока Порпентайн сидел на кухне и спорил об особенностях дичи с безумным поваром, которого знал по Каннам, швейцар пересек улицу, чтобы с черного хода попасть в британское консульство. Через пятнадцать минут он вышел обратно и вернулся в отель. Вскорости на кухню поступил заказ: обед. В слове «crème» была ошибка, и оно читалось как «chem.»; «Lyonnaise» написали без е на конце. Оба слова были подчеркнуты. Порпентайн кивнул, поблагодарил всех и вышел. Он поймал извозчика, проехал по Шариа-эль-Магхраби, пересек роскошный парк, в который она упиралась, и вскоре оказался перед зданием «Лионского кредита». Рядом была маленькая аптека. Он зашел туда и спросил, готова ли настойка опия, рецепт которой он принес вчера. Ему протянули конверт; оказавшись вновь в экипаже, он его вскрыл. Им с Гудфеллоу прибавили по пятьдесят фунтов: хорошая новость. Значит, они оба смогут жить в «Шепарде».

В отеле они принялись расшифровывать инструкции. В министерстве не подозревали о готовящемся покушении. Неудивительно. Зачем им об этом думать, когда их волнует только один неотложный вопрос: кто будет контролировать долину Нила? Порпентайн задумался о том, что произошло в мире дипломатии. Он знал людей, работавших под началом у Палмерстона, скромного и веселого старичка, для которого работа была забавной игрой в пятнашки, когда изо дня в день ты ловишь или пятнаешь или тебя пятнает холодная рука Призрака.

– Выходит, мы сами себе хозяева, – заметил Гудфеллоу.

– Ага, – согласился Порпентайн. – Предположим, мы работаем по принципу: чтобы поймать вора, стань на его место. Сами придумаем, как порешить Кромера. Чисто символически, разумеется. И тогда пусть им даже представится шанс, мы все равно успеем их опередить.