Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды - [65]

А может, и не жаль. У меня есть Диего! Я опять чуть не разулыбалась посреди судебного заседания.

– И ты неспособна себя контролировать, а потому подлежишь уничтожению. Что ты на это ответишь?

– Я не переходила грани, – сообщила абсолютно спокойным голосом, хотя и подумывала об отрывании Рамону одного очень важного органа. Языка. Потом решила, что тогда нужно отрывать и руки, чтобы писать не смог. После рук пришла очередь головы. А потом осталось так мало, что следовало добить только лишь из милосердия.

– Я вижу, – кивнул Эйден и внезапно бросил мне комок пламени, до этого мирно дремавший в его ладонях.

– Спасибо, – растерянно сказала я, поймав огонек. – Вы очень любезны. – Подняла на красавчика-начальника удивленные глаза. – Что мне с ним делать дальше?..

– Ничего, – сверкнул улыбкой на миллион долларов глава Совета и щелкнул пальцами. – Он сам все сделает.

Я немедленно озадачилась. Что сделает? Оргазм?.. Покраснела. У кого что болит, называется… Далась мне эта эротика. Наверное, действительно за двадцать лет оголодала.

Огонек мгновенно впитался мне под кожу и забегал внутри, вызывая ощущение сильнейшей щекотки.

Я едва сдерживалась, чтобы не засмеяться в голос. Еле выдавила:

– Это новый способ уничтожения? Смехом?

– Тебе смешно? – упорно допытывался Эйден, вглядываясь в мое лицо и пристально наблюдая за реакцией. Поджал губы. – Не больно, не тягостно, не злит, нет неприятных ощущений, а именно смешно?

Я зафырчала, как ежик, подтанцовывая от усиливающейся щекотки, но в конце концов не выдержала и засмеялась. Легко, открыто. Как в детстве.

Под высокими сводами зазвучал искренний заразительный смех, и многие присутствующие улыбнулись в ответ, улавливая эманацию счастья.

Вокруг меня загорелся круг белого, ослепительно-чистого пламени. До того яркого, что резало глаза.

– Священное пламя души! – выдохнул один из элементалей. – Такая редкость! Этого давно не случалось…

– Да я и не помню, когда это случалось вообще, – поддержал второй, протягивая ладони к моему огню. – Божественное ощущение.

– Эта девушка не преступила грань! – объявил Эйден, вставая и призывая своего провокатора обратно.

Огонек радостно вернулся к хозяину. Мое пламя погасло, оставив чувство легкости и небольшое головокружение. Как после шампанского с пузырьками. Буль-буль, лопались кусочки счастья, опять вызывая у меня желание хохотать.

– Вопрос исчерпан! – добавил глава Совета. – Все свободны!

– Это ложь! – выступил вперед разъяренный Рамон. – Все подстроено! Она не может быть Носителем Священной Сути. Она сотворенная! И она нечиста!

В Совете поднялся ропот.

– Что значит нечиста? – возмутился Эйден, перекрывая вопль всеобщего негодования. – Сегодня она открыто показала свою суть на глазах у всех стихиалей! Ты смеешь утверждать обратное? Пойдешь против авторитета нашего сообщества? Выбирай: либо ты немедленно снимаешь все обвинения, или я здесь и сейчас устрою считывание твоего сознания. Как бы ты ни был силен, нашей объединенной мощи на это хватит. И тогда мы узнаем, что на самом деле кроется за твоей многолетней ненавистью к своей – неслыханное дело! – сотворенной.

Рамона перекосило. Он сделал шаг назад и заметался как подстреленный зверь.

– Н-ну? – Эйден не дал ему возможности передумать. – Что скажешь, огненный?

– Х-хорошо. – Мой творец выдавливал из себя звуки с почти предсмертным хрипом. – Я-я… признаю, что она… – Голос понизился и стал едва слышным.

– Громче! – потребовал Эйден.

– Признаю, что она не преступила грань, – сиплым шепотом дожал свою гордыню и самолюбие белый от ярости Рамон.

Победа!

Вот только почему во мне зреет уверенность, что он все равно оставил за собой последнее слово?

Наверное, интуиция.

Мой творец покинул актовый зал, шипя под нос проклятия и бросая на меня ненавидящие взгляды. Чую, наплачусь еще с ним.

Хотя… а когда было иначе?

Пока я размышляла, все разошлись, кроме главы Совета.

– Мария, – привлек мое внимание Эйден, не спуская с меня строгих глаз, – а теперь серьезно. Что с тобой происходит? Я вижу внутри тебя активную постороннюю сущность, необычную, но весьма могущественную.

– Это ифрит, – мрачно вздохнула я. – При его изоляции случилось непредвиденное. Эта дрянь раскроила себе грудь, выковыряла без наркоза сердце и запулила в меня. Скажу сразу: я его не охмуряла! – Кашлянула. – Только один раз на коленках полежала…

– Я в курсе, – кивнул глава Совета. – Про твое посещение стрип-клуба уже легенды складывают.

– Чего это? – поразилась я, смущаясь. – Я же не лох-несское чудовище.

– Ты гораздо хуже, – заверил меня Эйден. – Там «лох» фигурирует, а ты чудишь с умом.

– Не всегда, – призналась я. – Иногда ум доползает к финишу последним.

– Печально, – тряхнул гривой мужчина, складывая руки на груди. – Но вернемся к нашим баранам… ифриту. Что ты чувствуешь?

– Неудобство, – попыталась я выразить ощущения. – Боль в груди. Жар. Как будто эта пиявка пытается меня подсидеть в моем же теле и устроить Великую французскую революцию с отсечением меня от тела.

– Плохо, – скривился глава Совета, задумываясь. – И как справляешься?

– Рассказываю мужчине, каково это – быть женщиной, – улыбнулась я. – На перечислении средств личной гигиены он сломался. Пока думает.