— Нет, не буду. Картина маслом: портрет молодого человека, ворошащего кочергой угли в камине в знак полной свободы от чувства неловкости. А не пойти ли нам подкрепиться?
* * *
— …Ну и как ты поладил с наследницей, адвокатами и прочей компанией?
— О! Спор затянулся надолго. Мисс Дорланд настаивала на том, что деньги надо поделить, а я сказал: нет, и думать забудьте. А она сказала, что деньги перешли к ней только в результате преступления, а Притчард и Марблз хором заверили, что она не отвечает за чужие грехи. А я сказал: ведь получится, что я разбогател на собственном мошенничестве, а она ответила: ничего подобного; и так оно все продолжалось и продолжалось по кругу. Чертовски порядочная девушка, Уимзи.
— Да, знаю. Как только она предпочла бургундское шампанскому, я сразу же понял, что вижу перед собою юную особу исключительных достоинств.
— Да нет, я серьезно. Такая прямодушная, такая искренняя…
— Ну, конечно. Очень милая девушка. Хотя несколько не в вашем вкусе.
— Это еще почему?
— Ну, знаете, артистическая натура и все такое; кроме того, внешность…
— Вы меня обижаете, Уимзи. Уж что-что, а оценить в девушке ум и характер я вроде бы способен. Может, я и не из этих эстетствующих интеллектуалов, но, право же, не только о кордебалете способен думать. А как подумаю, что пришлось бедняжке вынести из-за этого мерзавца Пенберти, так просто кровь в жилах стынет.
— А, так вы уже в курсе?
— Да, в курсе. Мисс Дорланда сама мне все рассказала, и, поверите ли, я зауважал ее еще больше. Давно пора кому-нибудь озарить жизнь бедняжки хоть лучиком света. Вы просто представить себе не можете как она мучилась от одиночества. Занялась искусством, чтобы хоть чем-то дни заполнить, бедное дитя, но на самом-то деле она создана для самой обычной, тихой, размеренной семейной жизни. Вы со своими новомодными идеями меня наверняка не поймете, но Анна Дорланд — сущий ангел во плоти.
— Простите меня, Фентиман.
— А уж как она все это восприняла: я просто со стыда сгорел! Только подумаю, сколько неприятностей ей причинил этой своей бесчестной возней с… ну, да вы и сами все знаете.
— Мой дорогой друг, да вы ей самим провидением ниспосланы. Ведь если бы не ваша «бесчестная возня», она благополучно вышла бы замуж за Пенберти.
— Да, верно; поверить не могу, что она меня и впрямь простила. Она ведь всей душой любила этого подлеца, Уимзи, вы представляете? Это ужасно трогательно.
— Что ж, в ваших силах помочь ей поскорее забыть о прошлом.
— Это мой прямой долг, Уимзи.
— Точно. А что вы поделываете нынче вечером? Может, сходим куда нибудь?
— Простите, сегодня никак не могу. Понимаете, пригласил мисс Дорланд на премьеру в «Палладиум». Подумал, что это пойдет ей на пользу: пусть бедняжка поразвеется, и все такое.
— Да ну! Вот и славно! Удачи вам…
* * *
— …И готовят из рук вон плохо. Я ведь только вчера высказал Кульеру все, что думаю. А он и ухом не ведет. Ну, и что толку тогда в этом комитете? Нет, нынче «Беллону» не узнать! Честно говоря, Уимзи, я подумываю о том, чтобы выйти из членов клуба.
— Ох, Уэзеридж, не делайте этого! Без вас «Беллона» — не «Беллона»!
— Да весь последний месяц здесь черт знает что творилось! Полиция, репортеры… а потом еще Пенберти выпустил себе мозги в библиотеке. Да и уголь нынче — сплошной сланец! Не далее как вчера играем мы в карты, и вдруг что-то как бабахнет, ну прямо как мина, — клянусь вам, в точности как мина! — чуть глаз мне не выбило. Я уж сказал Кульеру: «Смотрите, чтобы такое больше не повторялось!» Можете поднять меня на смех, но знавал я одного парня, который вот так и ослеп. До войны такого не бывало, и небеса милосердные! Уильям! Вы посмотрите на это вино! Понюхайте его! Попробуйте! Отдает пробкой? Конечно, отдает пробкой! Боже мой! И куда катится этот клуб?
