Непристойная страсть - [91]

Наггет с важным видом достал какую-то очень тяжелую книгу и, положив ее так, чтобы не залить чаем, открыл на первой странице и начал читать.

Майкл с любопытством взглянул на него.

– Это для чего же? – спросил он.

– Я очень много думал над словами полковника, – принялся объяснять Наггет, положив руку на раскрытую страницу, так что он сделался похожим на святого, молящегося над своей библией. – Что мне мешает пойти в вечернюю школу и получить свидетельство? Тогда я смогу поступить в университет и заняться медициной.

– И делать это со всей душой, – сказал Майкл, – в добрый час, Наггет, и желаю удачи.

«Как жаль, что он так нравится мне, при том что каждую секунду я ненавижу его, – думал Нейл. – Но мой старик всегда хотел, чтобы я научился одному правилу на войне: не позволяй сердцу становиться на твоем пути, а когда сделаешь дело, тогда и учись жить с открытым сердцем».

Поэтому Нейл заставил себя спокойно сказать:

– У нас у всех есть что делать со всей душой, после того как выберемся из густых джунглей. Мне страшно интересно, как я буду выглядеть в костюме с галстуком. В жизни никогда не носил костюмов. – Он откинулся назад и приготовился услышать, что скажет Мэтт в ответ на это намеренное высказывание.

Мэтт задрожал.

– Как же я буду зарабатывать себе на жизнь? – Эти слова вырвались из него против его воли, как будто он ни за что на свете не хотел произносить их вслух, но вместе с тем не мог уже думать ни о чем другом. – Я бухгалтер. Как я могу работать, если я не вижу? Пенсии я не получу; они считают, что с моими глазами все в порядке! Господи, Нейл, что же мне делать?

Остальные сидели очень тихо и смотрели на Нейла.

«Что ж, время пришло, – подумал он, не менее глубоко, чем другие, тронутый горестным воплем Мэтта, но в то же время одержимый некой целью, которая взяла верх над жалостью. – Сейчас, конечно, не время и не место входить в частности, но фундамент заложен основательный, так что у меня есть возможность посмотреть, как Майкл воспримет идею».

– Это мой вклад, Мэтт, – решительно сказал Нейл. Рука его твердо лежала на плече слепого. – Не беспокойся ни о чем. Я отвечаю за то, чтобы все было в порядке.

– Я никогда в жизни не принимал подачки и теперь не собираюсь, – сказал Мэтт, гордо выпрямившись.

– Это не подачки! – возразил Нейл. – Это мой вклад. Ты знаешь, что я имею в виду. Мы заключили пакт, все мы, но мне еще предстоит сделать свой вклад.

Все это он произнес, глядя не на Мэтта, а на Майкла.

– Все правильно, – произнес Майкл. Он сразу понял, что от него требуется. В определенном смысле он чувствовал несравнимое облегчение оттого, что его попросили, а не он сам должен предлагать. Он еще раньше понял, что это единственное решение, но поскольку он не хотел этого, то и не мог найти в себе силы предложить. – Я согласен с тобой, Нейл. Это твой вклад.

Его глаза скользнули по строгому, непреклонному лицу Нейла и остановились на Мэтте, выражая глубокую привязанность к слепому.

– Это не подачка, Мэтт. Это справедливый вклад, – сказал он.

Глава 7

Сестра Лэнгтри успела до дождя. Он полился сплошной стеной как раз в тот момент, когда она вошла в свою комнату, и не прошло и пяти минут, как в дверь полезли, кажется, все существующие на свете мелкие творения природы: москиты, пиявки, лягушки, пауки, не желающие мочить лапки, черными потоками потекли муравьи, подмокшие ночные бабочки, тараканы. Она, как правило, не опускала на кровать сетку, поскольку оба окна в ее комнате были плотно затянуты, но сейчас первое, что она сделала, это стащила сетку с кольца и опустила вниз.

Она приняла душ, завернулась поплотнее в халат, взбила две свои трогательно плоские подушки, положила их повыше у изголовья и легла, взяв книжку, которую не было сил даже открыть, хотя до сна ей было далеко. Тогда она откинула голову и стала прислушиваться к несмолкаемому глухому стуку дождя по железной крыше. Когда-то это был для нее самый волнующий, волшебный звук в мире – во времена ее детства, в местах, где дождь был предвестником процветания и самой жизни. Но здесь, в этом расточительном климате, где рост и гниение сменяют друг друга до бесконечности, дождь означал замирание всего внешнего, что существует за пределами человеческого организма. Невозможно услышать чьи-либо слова, если только вам не прокричат их в самое ухо, и единственные голоса, которые слышишь отчетливо, – это голоса, рокочущие в твоей голове.

Тот болезненный страх, который она испытала, узнав, что способна высечь любимого человека так, как она высекла Майкла, постепенно уступил место какому-то безразличному отвращению к самой себе. Но в то же время она почувствовала, что одновременно с этим в ней растет и крепнет желание самооправдаться. Разве он не сделал с ней то, что ни один мужчина не имеет права делать с женщиной? И разве не остановил он свой извращенный выбор на Льюсе Даггетте? Из всех мужчин на свете он выбрал Льюса!

Нет, все без толку. Снова, и снова, и снова она бродит сходящимися кругами и никуда не может прийти, не может ни на чем остановиться. Как она устала от самой себя! Как она могла позволить такому случиться? И кто же, в конце концов, Майкл Уилсон? Но ответов у нее все равно нет, так зачем же задавать вопросы?