Непристойная страсть - [101]

– Но ведь ты не проходила такого рода школу, – сказал он. – Тебе сейчас тридцать, и твоей школой было нечто совсем другое. Другой образ жизни. Разве не так? – Он помолчал, не отводя взгляда от ее глаз, поднятых к нему с выражением страшной растерянности и замешательства, но зародыш понимания появился в них, хотя она и не хотела это признавать. – Думаю, ни ты, ни я не годимся для той жизни, которую ты описываешь. Начиная этот разговор, я не собирался затрагивать это, но ты ведь боец, с тобой годится говорить только начистоту.

– Да, это так, – согласилась она.

– А если начистоту, то дело именно в том, о чем я сказал: ни один из нас не подходит для той жизни, которую ты описала. Теперь уже поздно выяснять, что да почему. Просто я такой человек. Я не доверяю тем потребностям, которые исходят из той части моего «я», которую я обычно в состоянии держать в узде. Я не хочу принижать их, называя телесными желаниями, и не хочу, чтобы ты думала, будто я умаляю мои чувства к тебе. – Он крепко схватил ее за плечи. – Онор, послушай! Я такой человек, я могу однажды не прийти домой, потому что в городе встретил кого-то, кто, по моему мнению, нуждается во мне больше, чем ты. Я не хочу сказать, что брошу тебя или что это обязательно должна быть другая женщина; я имею в виду, что знаю, что ты проживешь без меня, пока я не смогу вернуться. Но, помогая этому человеку, я могу потратить два дня, а могу – два года. Так я устроен. И война дала мне возможность понять, увидеть, кто я такой есть. И тебе тоже война дала такую возможность. Я не знаю, насколько ты готова признаться перед самой собой, кто ты есть, но для себя я понял, что, когда я испытываю жалость, я обязательно должен помогать. Ты цельная личность. Ты не нуждаешься в моей помощи. А раз так, значит, я знаю, что ты проживешь без меня. Как видишь, любовь здесь ни при чем.

– Твои слова звучат как парадокс, – выговорила она, чувствуя, что у нее саднит горло от неимоверных усилий удержаться от новых слез.

– Вероятно. – Он помолчал, раздумывая, что сказать дальше. – Думаешь, я очень высокого мнения о себе? Если бы это было так, мне не нужно было бы, чтобы во мне нуждались. Но мне это нужно, Онор! Я должен чувствовать, что нужен!

– Ты нужен мне! – воскликнула она. – Моя душа, мое сердце, мое тело – каждая частица меня самой нуждается в тебе, и так будет всегда! Майкл, Майкл, потребности бывают разные, так же как и одиночество. Да, я сильная, но это не значит, что мне ничего и никто не нужен! Не смешивай одно с другим, прошу тебя! Ты нужен мне, чтобы жизнь моя обрела смысл и я выполнила свое предназначение!

Но он продолжал стоять на своем и только качал головой.

– Нет, все не так. Тебе не нужно это. Ты нашла уже свое предназначение, смысл своей жизни, иначе ты не была бы той, какой я тебя знаю, – отзывчивой, любящей, увлеченной, счастливой, оттого что делаешь дело, которое очень мало кто из женщин может делать. Почти все женщины могут иметь семью, детей. Но ты – ты другая, ты не можешь довольствоваться такой жизнью, по сути дела, клеткой. Ты прошла другую школу. И именно так ты через какое-то время назовешь эту жизнь, которую хочешь посвятить исключительно мне одному. Клеткой! Ты слишком сильная и свободная птица, чтобы обречь себя на это, Онор. Ты должна расправить крылья и летать на свободе, там, где хочешь, а не сидеть в клетке.

– Я готова пойти на это, – сказала она, побледнев, но все еще пытаясь бороться, хотя уже поняла, что все ее усилия бесплодны.

– А я – нет. Если бы речь шла только о тебе, я бы, может, и рискнул. Но речь также идет и обо мне.

– Но с Беном ты обрекаешь себя на цепи куда более прочные, чем это было бы со мной.

– Но я никогда не смогу причинить Бену такую боль, какую в конце концов мне придется причинить тебе.

– Ты вынужден будешь отдавать ему все свое время и уже не сможешь бросить все и уехать помогать кому-то, кого ты встретишь в городе.

– Я нужен Бену, – сказал он. – Ради этого я и буду жить.

– А если я предложила бы тебе разделить твою ношу? – задала она вопрос. – Согласился бы ты жить со мной и делить наши потребности быть нужными?

– Ты мне это предлагаешь? – спросил он, неуверенный, что правильно понял.

– Нет, – сказала она. – Я не могу распределять тебя в равных долях с учетом пристрастий Бенедикта Мэйнарда.

– Тогда говорить больше не о чем.

– Что касается нас, да.

Он по-прежнему держал ее за плечи, и она не делала попытки освободиться.

– А что остальные, они тоже согласны, чтобы ты позаботился о Бене?

– Мы заключили соглашение, – сказал он. – И все согласны. Бен в психушку не пойдет, что бы ни произошло. Точно так же мы договорились, что жена Мэтта и его дети не будут голодать. Мы так решили.

– Вы все так решили? Или только ты и Нейл?

Он признал точность ее замечания, горестно скривив губы и отвернувшись.

– Нам пора прощаться, – сказал он, и руки его скользнули наверх, к ее шее, большие пальцы поглаживали ее кожу.

Он поцеловал ее, и в его поцелуе слились глубокая любовь и боль, признание неизбежности того, что должно случиться, и тоска по тому, что могло бы быть, и еще в нем была страсть и воспоминания о той единственной ночи. Он был короток, этот поцелуй, – так же короток, как сама жизнь.