Непримкнувший. Воспоминания - [33]

Вошел Н. Хрущев. Он был в белом костюме и вышитой украинской рубашке, на груди затянутой шнурком с кисточками. С фронта он ушел сразу же после освобождения Киева и работал Первым секретарем ЦК Компартии Украины. Пышущий здоровьем, загорелый, веселый, улыбающийся. Работая в ЦК, я по старой своей специальности экономиста-аграрника интересовался сельскохозяйственными делами. Следил по мере сил и возможностей и за выступлениями Н. Хрущева: Украина оставалась важнейшей житницей страны. Иногда я и сам писал по этим вопросам.

Н. Хрущев изложил мне вопросы и просьбы, касавшиеся газет Украины, с которыми он зашел. Затем разговор переметнулся на сельскохозяйственные темы.

– Да, мне наши украинские товарищи говорили, что до войны вы много писали статей и книг по сельскому хозяйству. Я, признаться, ничего вашего не читал. Но я старый болельщик за сельское хозяйство. Если вы интересуетесь этими делами, приезжайте к нам, кое-что полезное вам покажем в деревне.

Я напомнил ему, что прошел боевой путь от Москвы до Вены и встретился с ним и Ватутиным на Днепре.

– Да, Ватутин, Ватутин, большого человека потеряли, в самом расцвете… А вы знаете, я вам подарок привез: мы освоили производство магнитофонов «Днепр». Замечательная штучка. Вы знаете, если это дело развернуть, то магнитофон может заменить и лектора, и беседчика в клубах, и артистов многих. Вам, как агитпропу, это важно. Если ЦК заинтересуется этим, мы на Украине можем поставить их массовое производство. Вы знаете, у меня дача на Днепре. И вот я сам этой весной записал на пленку соловьиное пение. Просто пустил на террасе магнитофон и записал. Я вам дам диск с пленкой. До чего же здорово. Послушайте, какие трели. А на пленке не отличишь от живого пения.

Я поблагодарил. И снова подумал про себя: «До чего же хороший мужик. Член Политбюро ЦК, а как просто держится. На прием пришел. На фронте каждому по ящику подарков прислал, а тут – магнитофон».

Наша с ним совместная работа началась уже после смерти Сталина. И тогда, в разное время и по разному поводу, возникали некоторые вопросы биографии Хрущева.

Он очень любил рассказывать о себе: о своем детстве, о людях, с которыми встречался. Память у него была феноменальная.

Он помнил числа, дни недели события или разговора, которые были 30–40 и более лет назад. Помнил имена и биографии людей, с которыми встречался даже в самые отдаленные годы. Рассказчик он был великолепный: рассказывал все ярко, красочно, вкусно, со смешинкой и перцем. Я слышал его многочисленные рассказы о себе, о прошлом и на заседаниях Президиума ЦК, и во время совместных поездок за границу, и во время довольно частых в один период совместных прогулок у меня или у него на даче.

Но при всей его любви к экскурсам в прошлое и моей любознательности, нескольких пунктов из его прошлого он не любил касаться и тщательно обходил их. Или на прямой вопрос отвечал что-то очень расплывчатое и быстро переходил на другие темы. Некоторые из этих вопросов нарочито обойдены и в его печатных биографиях или освещены очень неопределенно.

К числу таких относится прежде всего вопрос о социальном происхождении Хрущева. В Большой Советской Энциклопедии сказано, что Хрущев «родился в семье рабочего-шахтера в с. Калиновке Курской губернии». В биографии или автобиографии Хрущева «Рассказ о почетном шахтере», изданной под маркой Книжного издательства Сталино-Донбасс в 1961 г., в которой допущена многочисленная фальсификация фактов, С. Хрущев назван курским «потомственным крестьянином». Правда, здесь может и не быть противоречия, так как миллионы неимущих крестьян России ежегодно бросали свои жалкие наделы и уходили в города на заработки. Будущий бесстрастный историк установит истину по добротным документам. Однако уже в шестидесятых годах, когда вовсю развернулся разгул хрущевщины, в народе ходили упорные и зловещие слухи, что Хрущев – выходец из кулацко-эксплуататорской семьи: отец его был владельцем мельницы в Курской губернии, держал наемных рабочих. После Октябрьской революции, начавшей экспроприацию экспроприаторов, С. Хрущев, как и многие другие кулаки, предприниматели, лавочники, ростовщики, скупщики сельскохозяйственного сырья и продуктов, бежал из деревни и затерялся в бездонном море шахтерского Донбасса. Ленин указывал, что эти, так сказать, «низовые», часто даже неграмотные кровососы – «самые зверские, самые грубые, самые дикие эксплуататоры».

Впрочем, эта народная молва о Хрущеве могла основываться на данных не социально-политического, а психологического порядка: разнузданность Н. Хрущева, его грубость и оскорбительно-пренебрежительное отношение к народу, к людям могли породить эти слухи.

Сотни раз в своих выступлениях в СССР и за рубежом Н. Хрущев заявлял:

– Я рабочий-шахтер.

– Я люблю нюхать запах уголька, это напоминает мне мою шахтерскую жизнь.

– Я знаю, что такое обушок, и мне приятно пожимать шахтерские мозолистые руки.

И так далее, в таком же духе.

Газеты и журналы частенько рисовали Хрущева и в горняцком шлеме, и с отбойным молотком, и с шахтерской лампочкой. Он многократно и в ряде стран избирался почетным шахтером.