Непримиримые - [8]

Без пяти минут девять к двери ресторана подъехали еще две машины: серебристая «Инфинити» и «Лексус GX 470». Свое внимание Карась сосредоточил именно на «Лексусе» и не ошибся. Передняя дверца со стороны водителя распахнулась, и на брусчатку бодро выскочил моложавый человек лет сорока пяти. Он мог бы выглядеть на пяток лет помоложе, не окажись на аккуратно постриженных висках седины, да вот еще глубокой морщины на лбу, разрезавшей его неровной волной. Следом, явно спеша, из пассажирского салона выскочили еще два человека и зашагали следом за шефом.

Швейцар, стоявший в дверях, любезно распахнул дверь перед новыми посетителями, обозначив на губах нечто похожее на нешуточную радость. Мягко закрылась дверь, и он тут же позабыл о вошедших, уныло уставившись прямо перед собой.

Скормив пернатым последний кусок хлеба, Карась отряхнул ладони и уверенно направился ко входу. Вяло отреагировав на несказанное веселье швейцара, он вошел в зал и направился на открытую площадку, где был зарезервирован столик.

Модест расположился у небольшого фонтана, уткнувшись в меню. Рядом, почтительно согнувшись, стоял официант с белоснежным полотенцем, перекинутым через левую согнутую руку. Охрана была заметна сразу: держалась особняком, хмуро посматривая на каждого вошедшего.

Сделав заказ, Модест вернул меню официанту, расторопно растворившемуся среди расставленных столов, стульев и немногих посетителей. Заметив Карася, он едва кивнул и небрежно, как это может сделать только хозяин, показал на свободный стул.

Это была их вторая встреча. Первая состоялась две недели назад в кабинете Модеста, где, собственно, Карась и получил заказ на устранение. Тогда ему показалось странным, что заказчик лично захотел переговорить с исполнителем. Теперь он догадывался, что Модест, несмотря на свое высокое положение, был всего лишь рядовым посредником, над ним стояли более весомые фигуры. А следовательно, разговор должен пройти не так болезненно, как это представлялось вначале.

Это кому же Шевцов так крупно насолил, что его решаются грохнуть, несмотря на колоссальный риск!

Карась усиленно копался в собственных ощущениях. Интуиция молчала, будто бы придавленная камнем. Ничего такого, что могло бы указать на опасность. Метрах в десяти от него сидел вполне симпатичный мужик, а улыбка на тонких губах выглядела вполне искренней.

Так же сдержанно поздоровавшись, Карась сел на предложенный стул. Разговор заводить не спешил, смотрел прямо в откровенно строгие глаза Модеста. От первого слова зависит, как пойдет разговор дальше, и Карась, готовый к любому раскладу, не спешил задавать тональность. Всем своим видом как бы подчеркивая: «Ты заказчик, тебе и решать!» Упершись локтями в стол, крепко сцепил пальцы, словно бы демонстрируя добрые намерения: «В ладони камня нет, да и в душе не прячется поганой мыслишки».

– Что пить будешь? – негромко спросил Модест.

– Виноградный сок, – произнес Карась.

– Что так?

– Я за рулем. Не хотелось бы влипать по-глупому.

Модест внимательно посмотрел на собеседника, похоже, что не шутит. Да и до веселья ли? Разговор обещает быть серьезным.

– Хорошо... Возможно, что ты и прав.

Подошел официант. На подносе две порции запеченных ребрышек и картошка фри с соусом. Не бог весть какой изыск, но аромат исходил нешуточный. Намеренно торжественно установил в центр стола коньяк с целой кучей звезд и графин с соком.

– Коньячок... Люблю себя побаловать. Виноградный сок... Присоединяйся! – И, не глядя на официанта, предупредительно застывшего сбоку, снисходительно распорядился: – Давай, дружок, прояви инициативу, плесни мне коньячку.

Вроде бы и сказано негромко, полное впечатление, что в никуда, но голос сразу был услышан. Ловко откупорив бутылку, официант налил в низенькую пузатую рюмку темно-коричневый напиток.

– Может быть, еще что-нибудь желаете? – спросил официант, подавшись чуток вперед.

Именно так и должна выглядеть высшая предупредительность: в казенном костюме и белой бабочке на тощей гибкой шее.

– Оставь нас ненадолго, – пожелал Модест. – Нам нужно переговорить.

– Как вам будет угодно, – поклонился официант и тотчас удалился.

Время приступать к трапезе, но аппетит отчего-то пропал напрочь.

– Вот что, Карась, – угрюмо протянул Модест тоном, не сулившим ничего хорошего. – Как тебе вообще спится-то?

– Хорошо спится, не жалуюсь, Модест Альфредович, – негромко ответил Карась, стараясь сохранять прежнюю доброжелательную тональность.

– Кошмары не мучают?

Опрокинув махом рюмку, Модест сморщился, словно вспомнил нечто ужасное.

– А с чего они должны меня мучить? Живу, как и положено. Не праведник, конечно, но и особых грехов за собой не чувствую.

– А меня вот мучают. И знаешь, когда они начались?

Антон благоразумно молчал, почувствовав, что ответа от него не ждут, Модеста потянуло на обстоятельный монолог.

– С того самого времени, как ты ментов у банка положил. Вот, думаю, сейчас двери распахнутся, влетит ко мне в кабинет с десяток мордоворотов и лишит всего того, к чему я так долго полз.

Дурные предчувствия оправдались – разговор, поменяв тональность, скатывался по наклонной. Пространство вдруг стало сжиматься; еще какая-то минута – и оно сомкнется до крохотной точки, в центре которой будет находиться человек, вооруженный вилкой и ножом. Карась почти физически почувствовал, как кто-то словно надавил ему пальцами на виски. Именно так приходит острое осознание опасности.