Неприкаянные - [40]

Майна, весь избитый, корчился от боли, когда подошла полицейская машина. Его подняли с земли и бросили на заднее сиденье. Потом собрали все бутылки. Уличные фонари погасли, машина тронулась с места и повезла закованного в наручники вора-молочника в город. Справа и слева сидели довольные сыщики.

8

По пыльной дороге, ведущей в деревню Нгайни, тащился большой оранжевый автобус с синей полосой вдоль кузова. По случаю базарного дня он был нагружен бананами, мясом и другими продуктами. Много было и пассажиров — усталых мужчин и женщин. Огромные колеса машины то и дело буксовали, двигатель натужно ревел, машина с трудом продвигалась вперед. Водитель, прикусив губу, с ожесточением крутил рулевое колесо то вправо, то влево, его фуражка от тряски все время сбивалась набок. Но пассажирам не было дела ни до измученного шофера, ни до старой, разбитой машины. Думали они лишь о том, как бы поспеть домой к началу дойки коров. Некоторые то и дело пререкались с кондуктором, не желая платить требуемую сумму за багаж. От людей исходил противный запах гнилых зубов и табака.

В заднем углу сидел, стараясь не привлекать к себе внимания, молодой человек в рваной одежде. Он был явно смущен. Его большие глаза беспокойно блуждали по лицам пассажиров, сразу же опускаясь, как только встречались с чьим-нибудь взглядом. Он морщился от запаха потных тел, табака и переспелых бананов и от оглушительного шума. Пассажиры, стараясь перекричать рев мотора, делились базарными новостями, хотя вряд ли в этом гвалте можно было разобрать, кто что говорит. А молодой человек наблюдал за ними из своего угла. Он хоть и морщился от вони, по утешал себя мыслью о том, что все-таки это — свои люди и говорят они на его родном, понятном ему языке. Радовало его и то, что они не лезут с расспросами, не интересуются, почему он забился в угол, куда и зачем едет.

Автобус словно плыл по морю пыли и выхлопного дыма, однако, освещаемый фарами, ощупью находил дорогу. Парень смотрел в окошко. Уже начали попадаться знакомые ему места, возрождавшие в памяти картины детства. Он не будил воспоминания, не гнал их от себя; они появлялись и исчезали помимо его сознания.

В окошке мелькали банановые рощи, и было ясно видно, как большие зеленые листья шевелятся от ветра. Потом потянулись кукурузные поля. То тут, то там, склонившись к земле, работали женщины: они пололи сорняки, давая всходам кукурузы свободу. Молодой человек с удивлением думал: как ни тесно этим банановым деревьям на небольшом участке, а все-таки они растут. И всходы кукурузы тянутся кверху, как бы ни старались их заглушить прожорливые сорняки. И старые женщины не перестают трудиться, чтобы заработать себе на жизнь. Непрестанная борьба за существование идет давно, все годы его сознательной жизни, только раньше он этого не замечал. Не замечал, пока сам не включился в борьбу. Так вот она, реальная жизнь. Такая мучительно реальная.

Шум мотора уже не докучал ему — голова его была теперь занята этой новой мыслью.

Старый автобус дотащился до центра деревни и стал, накренившись на один бок. Шофер снял фуражку, вытер лоб и с облегчением вздохнул. Слава богу, пронесло и на этот раз. Несмотря ни на что. Пассажиры, выскакивая из автобуса, уже покрикивали на кондукторов, занятых выгрузкой багажа. Некоторых пришли встречать родственники. Рукопожатия, оживленные разговоры. Люди зашумели, как на базаре.

Парень задержался в автобусе, сердце у него бешено колотилось, по лицу стекал пот. Спазма сжала желудок, и трудно было дышать. «Надо вылезать и идти домой», — твердил он себе, хотя все его нутро противилось этому. Когда он, голодный, больной и одинокий, был в городе, возвращение домой казалось легким делом. Мысль о поездке к родным не предвещала ничего худого. А сейчас? Сейчас она представлялась ему ужаснейшим кошмаром. Да и как он покажется им на глаза после стольких лет мытарств? С чем он к ним придет, кроме горестных складок на лице — следов страданий и лишений?

Медленно, с большим трудом он встал на ноги и размял вялые мышцы. Оглядел на себе рваную одежду и провел рукой по бритой голове. Потом, прихрамывая немного на правую ногу, вылез из автобуса. Близился вечер. На улице было холодно. Большинство сельчан, приехавших с ним в автобусе, разошлись по домам, остались только те, кто не успел разобраться со своим багажом. Молодой человек прошел мимо них. Биение сердца все еще болью отдавалось в груди, желудок так сильно сжимало, что парень согнулся почти вдвое. Пот застилал глаза, но ему было все равно. Главное — не привлечь к себе чьего-нибудь внимания. Противнее всего сейчас были бы всякие расспросы. Тут его окликнула старуха:

— Эй, парень, пособи. Не справлюсь я одна с мешками.

Молодой человек остановился в нерешительности. Во взгляде женщины было нетерпение, почти приказ. Он вернулся к автобусу. С трудом владея поврежденной рукой и стараясь, насколько возможно, скрыть это от старухи, помог ей перетащить сначала один мешок, потом второй. Но этого ей было мало. Она взяла его за руку и повела опять к автобусу.

— Стой здесь, парень. Еще не все. — Подняв голову, сказала стоявшим на крыше кондукторам: — Там еще гроздь бананов. Давайте ее сюда. Быстрее.