Неприкаянная - [8]

Ждать три-четыре месяца не пришлось. Помог случай. Однажды вечером Кирилл мчал на своем «Вольво» по улице, которую со всем тщанием подметала Лана. Что-то показалось ему знакомым в маленькой одинокой фигурке с метлой в руках на пустынной в этот час улице. Он затормозил, дал задний ход, подкатил к Лапе. Она узнала его машину, поспешно выронила из рук метлу, шагнула к нему. Он резко рванул вперед, за машиной взвился снежный вихрь. Прошло несколько дней. От него не было ни слуху, ни духу. Дылда советовала пренебречь гордостью и самой позвонить ему. Они долго обсуждали, что она скажет, каким тоном. Здесь была одна закавыка, которую они никак не могли обойти. При знакомстве Лана была отрекомендована Кириллу как секретарь директора, а тут на тебе, такой скуловорот.

— Скажу, что был воскресник, — сказала Лана и решительно набрала домашний номер телефона «жениха». Казалось, он был и рад, и растерян одновременно.

Дылда, стоя рядом с Ланой, подсказывала, что говорить. Лицо ее искажали невообразимые гримасы.

— Хочешь я подъеду к тебе? — как можно более нежно спросила Лана. Играть, так играть. — Нам надо поговорить.

— Я встречу тебя на улице, — промямлил Кирилл.

Лана, тщательно причепурившись, помчалась на свидание. Она еще надеялась. Они ходили по улице пока не замерзли.

— Разве мы не пойдем к тебе? — наконец решилась спросить она.

— Видишь ли, — сказал Кирилл, — ко мне больше нельзя.

— Почему? Родители приехали?

— Нет, не приехали. Но как бы тебе сказать… После нашей последней встречи, когда вы приходили вдвоем с Веркой, исчез флакон дорогих духов. Ну и еще кое-что по мелочи. Это, конечно, пустяк, но, тем не менее, сама понимаешь, все это очень неприятно.

Лана вспыхнула, поперхнулась. Именно после того вечера Дылда похвалилась, что купила французские духи. И ей дала подушиться его же духами. Сквозь землю можно провалиться. Но как он ловко…

— Мы купим и вернем тебе эти духи, — сердито сказала она.

— Не надо ничего покупать, — вздохнув, сказал Кирилл. — Сама понимаешь, как после этого мы можем смотреть друг другу в глаза. Я, например, не могу. Подумай, кто ты и кто я.

— Кто же, интересно, по-твоему, я? — сжав губы и сдерживая гнев, спросила Лана.

— Пожалуйста, могу сказать. Мы с тобой находимся на разных этажах общества, — явно осмелев, охотно объяснил Кирилл, — Ты на одном, я — на другом. Ты — дворник, я — без пяти минут кандидат. С самого начала все между нами было обречено на неуспех. То, что для тебя самое главное в жизни, для меня лишь один из ее элементов, причем не главный. Запад есть запад, восток есть восток и с места им не сойти. Я не хотел тебя обидеть, думал ты сама все поймешь…

Закончить фразу словоохотливый кавалер не успел. Размахнувшись, Лана с такой силой ударила его по щеке, что у него громко клацнули зубы. Круто повернувшись, она широкими, как у рассерженного мужчины, шагами двинулась прочь.

Несколько дней она не могла прийти в себя, опомниться. У нее было ощущение, будто ее обокрали. Она была так настроена, так верила. Неужели все оказалось впустую, все зря? Ведь столько отдала этой любви чувств и сил. Никого не хотелось видеть, ни с кем говорить. Особенно Дылду. С ней она тоже порвала. И вот осталась одна. Все надежды перечеркнуты. Вокруг звенящая пустота.

И все-таки еще на что-то, может быть, на чудо надеялась. Еще пыталась зацепиться за удачу. И вдруг как гром среди ясного неба: дикие боли внизу живота. Отвезли в больницу. Внематочная беременность. Там еще раз со всей обнаженной горечью ощутила, как она одинока.

Добрая, отзывчивая Галя не сразу узнала, где она, что с ней. Лане и раньше случалось исчезать на день-два. Резал ее ночью, не вынимая изо рта папиросы, Борис Филиппович — немолодой хирург с сонным одутловатым лицом, с красными прожилками в водянистых глазах, с курчавой, словно посыпанной серым пеплом головой.

Еще до операции она успела попросить, чтобы позвонили Гале. И когда очнулась, то увидела ее у своей кровати. По испуганному лицу Гали догадалась, что выглядит не очень…

— Как ты, цыпленок? — спросила Галя сочувственно. — Стрелять их надо, сволочей, — сказала она.

Галя принесла цветы, апельсины и еще что-то. Когда уходила, оглянулась. У двери приостановилась. Лана слабо улыбнулась, помахала рукой.

— Все будет о'кей! — сказала она. Губы у нее были синими. Увы, все оказалось далеко не о’кей. У нее оказалась плохая свертываемость крови и ее снова резал тот самый хирург. Только на этот раз его одутловатое лицо было не сонным, а злым и встревоженным. «Цыпленок», хотя и потерял много крови, но выжил.

В больнице, чуть оправившись, Лана все думала: что же дальше? Иногда, особенно ночами, накатывало отчаяние. Лежала на спине, уставившись невидящим взглядом в потолок, слезы ручейками бежали из уголков глаз. Когда-то она видела, как чистивший дорогу бульдозер вместе со слоем снега со скрежетом снял верхний слой асфальта. Сейчас у нее было такое чувство, словно тяжелый бульдозер проехал по ней и своим острым ножом срезал целый живой пласт ее жизни.

Рядом с ней в палате лежала худенькая ткачиха средних лет — Раиса Петровна. Она посочувствовала: