Неправильный Дойл - [72]

Тенч пытался не думать о Конноре. Но это было невозможно. Раньше он не замечал этой тишины, гулкого плеска волн о корпус судна, скрипа рангоута, скорбного крика крачек где-то за серым горизонтом. Теперь эти звуки казались ему громче, чем рев водопада. Одно дело – быть одиноким и не сознавать этого, а другое дело, когда одиночество вдруг становится осязаемым. Тенч скучал по сказкам ирландца, по его слабому прикосновению к румпелю, по его жалким, перевязанным рукам. Он начал пить сильнее, чем когда-либо, большую часть вечеров проводя в убогом, подозрительном кабаке под названием «Моллюск», в Дарнистауне, где пили самые крепкие в заливе ловцы. Он не единожды вырубался прямо за стойкой, и каждый раз завсегдатаи этого заведения с радостью обшаривали его карманы, после чего поднимали и вышвыривали на грязную улицу, где полудикие свиньи рылись в отбросах.

Как-то, когда субботний вечер в «Моллюске» только начался, к Тенчу подсел «грязное чучело» Билл Роуз и ткнул его острым локтем. «Угости меня стаканом яблочной водки, и я расскажу тебе что-то интересное», – сказал он с неприятной ухмылкой, будто приклеенной к его беззубому рту.

Билл Роуз был известным пьяницей, который пил керосин, если не мог найти ничего получше. Вербовщики синдиката Уорда опоили его, подсунули договор, и пару месяцев, совершенно трезвым, он работал на одном из их шлюпов, пока на прошлой неделе ему не удалось удрать с судна в Крисфилде. Он рассказал, что некоторое время его держали в бараке для пэдди на острове Лэньярд – рассаднике блох и другой заразы в пяти милях к северу от огней Пасамкуасет.

Тенча не интересовало продолжение истории.

– Убирайся! – рявкнул он. – Плевать мне на то, что ты там видел.

– Один вонючий стакан яблочной водки. – Беззубая ухмылка Билла Роуза стала шире и даже казалась более беззубой. – Держу пари, ты бы захотел узнать, кого я там встретил, белого, как призрак, и почти мертвого, но не замолкающего ни на минуту.

Тенч почувствовал, как по шее сзади пробежал холодок. Он и так все понял по отвратительной ухмылке Билла Роуза. Мерзкая рожа пьяницы взбесила его, он треснул Роуза башкой о потертую латунную перекладину, пробуждая в себе жажду крови. Потом поспешил к своей лодке, низко покачивающейся на волнах. Она была пуста, если не считать ружей и гранат. Тенч поставил красный парус по ветру, и лодка заскользила в сгущающиеся сумерки.

Барак для пэдди на острове Лэньярд представлял собой обычный ряд навесов, открытых любой непогоде и окруженных частоколом из обтесанных бревен. Пленники – несчастные пэдди, попавшие в лапы вербовщиков синдиката, – ежились от холода на голой земле. У них не было ни одеял, ни теплой одежды. Немного еды и никакого питья, кроме дождевой воды, собирающейся в облепленных комарами бочках. Они не были закованы в кандалы: голод оказался самым действенным сдерживающим фактором. Многие были слишком истощены и слабы, чтобы пользоваться отхожим местом, и лежали в собственных испражнениях. Один старик, который видел заключенных в Андерсонвилле, во время войны между Югом и Севером, говорил, что тем беднягам жилось лучше. Три раза в неделю за ограждение бросали корзины с черствым хлебом, опускали чаны с тепловатым кофе из цикория и ведра с подпорченными устрицами. Впрочем, к устрицам не притрагивался ни один заключенный, считая безобидных моллюсков виновниками всех своих несчастий.

Для охраны лагеря была нанята дюжина или около того головорезов. Они жили в прочных парусиновых палатках, поставленных на деревянной платформе сразу за частоколом. В каждой палатке были установлены печи и походная мебель. Они патрулировали периметр, сменяясь каждые четыре часа, охраняя остров не от закона, которому было глубоко наплевать на жизни нескольких десятков умирающих от голода ирландцев, а от жадных судов других синдикатов. Жесткие белые паруса тендеров виргинской береговой охраны ни разу не появились на горизонте.

Время от времени за молом бросал якорь один из шлюпов синдиката Уорда, и на берег в плоскодонке отправлялись капитан и помощник, чтобы найти замену умершим. Бедные пэдди рвались уйти: все, что угодно, было лучше, чем смерть от голода. Неизменно сначала набирали вновь поступивших. Чем дольше пэдди жил на острове, тем меньше у него оставалось шансов быть отобранным капитаном: после определенного срока единственной возможностью выбраться оттуда была смерть.

На вторые сутки, в полночь, Тенч Дойл увидел слабый красноватый отблеск в темноте и неясный черный холм, который при свете звезд оказался островом Лэнь-ярд. Он нацелил бушприт на этот свет, поставил парус к ветру и принялся молиться неизвестному богу ветра и воды, чтобы не встретить скал или не отмеченных на карте мелей. У него не было четкого плана. Как все Дойлы до и после него, он решил действовать по обстоятельствам. Такая философия определяла самый точный подход: никакой, на хрен, стратегии. Он убрал киль и повел «Без имени» через отмель прямо к берегу, где-то в двухстах ярдах[117] западнее периметра. Парус хлопал на ветру. До него стал доноситься резкий запах человеческой вони – запах отчаяния.