Неправды русской власти. «Ныне ваше время и власть тьмы» - [28]

Но это далеко не все. Самое важное продолжает делаться дома в столицах, больших городах, в печати и, главное, в школах от высших до низших. Запрещается все, что только может открыть глаза людям, поощряется все то, что может затемнить, ослепить людей в печати, в школах, в религии.

Казалось бы, нельзя соединить все, что творилось и творится, с исповеданием религии, называемой христианской, еще менее оправдать все эти злодейства этой христианской религией, но существует целое сословие людей, которое занято одним этим делом: таким извращением христианства, при котором всевозможные преступления, грабеж (подати, земельная собственность), истязания, даже убийства, казни, войны считались свойственными христианам делами.

И кажущееся невозможным дело совершается. Совершается то, что вера в учение Христа заменяется кощунственной верой в то, что Христос Бог делатель самых странных и ненужных чудес и что, веруя в этого Христа, надо верить и в чудеса, происходящие от воображаемой царицы небесной, от мощей, икон и т. п. Все это передается как священные истины и рядом с этим, как столь же священная истина, внушается и рабское подчинение Чингисхану.

* * *

Так телесно и духовно угнетался и угнетается русский народ Чингисханом с телеграфами и Чингисхан был спокоен и надеялся, что теперь, когда есть конституция, и президиумы, и правые, и левые, и середина, и духовенство, и пресса, и школы, и что, если не жалеть награбленных денег на шпионов и на тюрьмы, суды, виселицы для взрослых, и на преподавание, – то все будет идти по старому, и различие Чингисхана с телеграфами от прежнего будет только в том, что новый Чингисхан будет еще могущественнее старого.

Но к несчастью Чингисхана и к счастью русского народа Чингисхан ошибся. От того ли, что слишком глупы и грубы были слуги нового Чингисхана и их дела, от того ли, что в своих насилиях они перешли тот предел, дальше которого люди не могут переносить порабощение их и издевательства над их разумом, от того ли, что железные дороги, телеграфы, пресса и все то, что, с одной стороны, дает могущественное орудие в руки Чингисхана, с другой стороны соединяет людей в одном и том же сознании, от того ли, что русскому народу, большинству его, настоящему народу, крестьянскому народу, не развращенному еще школами, свойственно понимание христианского учения в его истинном значении, признающем равенство и братство людей, не допускающее не только убийство, но и насилие друг над другом, от того ли или от другого или еще чего, но несомненно одно то, что в настоящее время русский народ, настоящий русский народ, вследствие совершенных и совершаемых над ним преступлений, потерял не только уважение к своему правительству, но и веру в необходимость какого бы то ни было правительства и не может уже быть принужден повиноваться существующему правительству и участвовать в мерзких делах его.

Недавний проезд Царя со всеми сопутствующими ему отвратительными подробностями был, как мне кажется, тем толчком, который при переохлажденной жидкости мгновенно превращает жидкое тело в твердое.

Этот проезд везде, где он происходил, вызвал одно и то же чувство сознания очевидной ненужности, а потому и вредоносности Царя и всех его помощников.

Едет Царь, тот человек, который стоит во главе правительства, человек, о котором предполагается, что он признается всем народом своим владыкой, что он тот человек, который своей властью может облагодетельствовать и отдельные лица, и общества людей, и целые сословия, что это лицо священное для всех людей русского народа. Кроме того предполагается, что этому человеку для себя ничего не нужно и что он стоит выше всяких желаний и страхов.

Казалось бы, к такому лицу, как это и было прежде, во времена Николая первого, может быть только одно чувство, желание видеть, желание просить тех или иных благодеяний, желание выражения своей благоговейной преданности и любви, и роль всех, окружающих царя, только одна – удерживать в пределах порядка восторженную толпу, стремящуюся к этому предмету своего благоговейного поклонения.

Так это должно быть, так это и было когда-то. И что же теперь? Едет Царь с своими помощниками, приближенными ему людьми, исполнителями его воли – и все они, зная, что в народе, над которым они властвуют и среди которого им нужно проехать, живут тысячи, десятки тысяч людей, ненавидящих и царя и их и всячески старающихся убить их, люди эти, в ограждение Царя и себя от этой ненависти, устраивают на всем протяжении тех мест, по которым они проезжают, тройные, четверные ряды тайных и явных охранителей.

Едет Царь по своему царству, и три линии солдат, полиции, наряженных и бесплатно оторванных от своих работ крестьян, стоят день, два, неделю, другую, ругая виновника их положения, ожидая проезда, День проезда умышленно не определяется для того, чтобы желающие убить царя не могли бы знать, когда он проедет. Для этой же цели едет не один царский поезд, а несколько, так что никто не может знать, какой настоящий.

И вот, наконец, украдкой, как беглец и преступник, пролетает этот человек между трех рядов охраны и никто не видит его кроме для приличия представляющихся ему в городах, где он останавливается, чиновников и важных лиц при тех же предосторожностях, охраняющих его от покушений на его жизнь, которых всегда и везде не могут не бояться.