Непойманный дождь - [9]

— Да, да, поспешите. — Женщина-библиотекарь, виртуозная пианистка, озабоченно кивает. — Пока не распустилась листва, вы должны сосчитать число гнезд. Сколько гнезд — столько писем. — На голове у нее ярко-красный берет, нелепый берет. Зачем она его надела, он очень ее портит! — Ну что же вы, начинайте! — Нетерпеливо махнула рукой в сторону дерева.

Указывая пальцем, как в раннем детстве, считаю, тороплюсь сосчитать, но все время сбиваюсь — раздражает ее красный берет.

— Ну, сколько вышло? — Качает беретом.

— Я больше не работаю курьером. Я очень устал. Зачем вы надели этот ужасный берет?

Загрустила, подперла рукой щеку, облокотившись о столик.

— У меня дедушка был красноармейцем, и потом, ведь весна наступает. А впрочем, все это не имеет значения. Сейчас главное — разобраться с письмами. Деревья весной зеленеют быстро, можно ведь и не успеть.

— Вы придаете этому слишком большое значение. Мы могли бы просто поговорить, как мужчина с женщиной, как человек с человеком, у нас немало общего.

— Считайте. — Устало вздохнула. — У нас разное прошлое. Вы должны его разрешить, а я только посыльный, курьер, если хотите.

— Курьер — я. А вы — красивая женщина. Дерево — это ведь только предлог к знакомству. Как ресторан с мексиканской кухней. Но сегодня я не потеряюсь, сегодня я готов действовать. Кажется, наступает влюбленность. Расплывчатая пока, но стоит сделать усилие… Голова кружится. Но стоит сделать усилие, для того чтобы раствориться, влюбиться… Сделать усилие, для того чтобы вернуться в жизнь… чтобы проснуться — скользкая ночная дорога так опасна для уставшего водителя…

Я проснулся от резкого толчка. Машина моя, оставленная без контроля, съехала с дороги. Я не пострадал, совсем не пострадал, только слегка ударился о руль головой — хорошо, что перед тем, как заснуть, снял очки. Сон все еще звучал в голове, и было как-то мутно на желудке. Я закурил, чтобы окончательно проснуться, выбрался из кювета и медленно, словно на ощупь в темной комнате, поехал дальше.

Вот тут-то я и увидел ее. Женщина, не из бара и не из моего сна, шла по дороге. Немолодая, довольно тучная, в летнем платье без рукавов. Неухоженные волосы собраны в какой-то наплевательский пучок. Что она делает ночью здесь, на дороге? До города километров тридцать, до ближайшего населенного пункта — не меньше двадцати. В летнем платье, без сумки, без зонтика. Смотрит прямо перед собой и идет себе по обочине дороги, но не как сомнамбула, а как человек, четко определивший цель.

Я остановил машину, опустил стекло, выглянул. Женщина прошла мимо, словно меня не заметив, сосредоточенно думая о чем-то своем, нахмурив брови. Да, очень немолодая, лет пятьдесят. Как странно! И никого, совсем никого на дороге.

Надо окликнуть, предложить повезти. Куда она идет? Куда вообще может идти, ночью, так не по сезону одетой? Ненормальное, невозможное что-то во всем этом.

— Женщина! Подождите! Эй!

Голос мой прозвучал почему-то фальшиво, неузнаваемо, будто не мой это голос, и потому показался зловещим. Женщина не остановилась, даже шаг не замедлила, не повернула головы, словно не слышала.

— Послушайте! — предпринял я новую попытку — из чистого упрямства перед все нарастающим ужасом: мне бы проехать и не вмешиваться. — Хотите, я вас подвезу?

Никакой реакции — идет и идет, сосредоточенно вышагивает по дороге.

Разозлившись — захлебнувшись ужасом, — я выскочил из машины и двинулся за ней.

— Подождите! Остановитесь! — На ходу я выдернул из кармана свое курьерское удостоверение, не знаю почему, у меня не было определенной мысли. — Приказываю остановиться! — суровым голосом, как в каком-то когда-то случайно подсмотренном фильме, выкрикнул и взмахнул удостоверением, красно-картонной книжечкой.

До нее оставалось совсем немного, не больше двух метров. Я задыхался, я страшно вспотел, в висках барабанила кровь… Я протянул руку, приготовившись схватить упрямую женщину, но нас разделяла еще пара метров…

Выстрел, так неожиданно раздавшийся, из темноты, из ниоткуда, совершенно меня оглушил, хоть и не был особенно громок. Женщина упала навзничь, словно игрушка в тире. Но я не бросился к ней, я присел на корточки, обхватил голову руками и дико, ужасно, пронзительно закричал.

* * *

Крик мне помог не сойти с ума. Крик испугал надвигающееся безумие и прогнал его. Он звучал и звучал в этой кошмарной ночи, пока не иссяк. И в наступившей тишине остался только обыкновенный человеческий ужас.

Я все продолжал сидеть на корточках и боялся хоть немного изменить свою позу, ведь в таком положении со мной ничего страшного пока не произошло: выстрел прозвучал только раз, выстрел не повторился. Может, это самое правильное решение — сидеть на корточках и ничего не предпринимать? Не делать резких движений, не провоцировать того, кто прячется там, в темноте? Он ждет, он, конечно, чего-то ждет от меня, и мне нельзя ошибиться.

Зачем ему понадобилась эта смерть, такая страшная в своей бессмысленности? Кто эта женщина, чем она могла накликать свою смерть? Обыкновенная, вполне заурядная женщина в таком необыкновенном, в таком неподходящем для нее месте. Куда она шла, какая у нее могла быть цель? В легком платье без рукавов — совсем не по сезону.