Неповторимое. Книга 2 - [16]

— Вы знаете оценки у Гутника?

— Конечно, знаю. Хорошие оценки. По политподготовке подавляющее большинство отличных.

— Так это же нереально, это очковтирательство!

— Никакое это не очковтирательство. Командир батареи, которому поручено оценивать своих подчиненных, знает, что делает.

— Я прошу пригласить его в штаб полка. Мы вместе с Уткиным и с вами разберем этот вопрос.

Звоню Гутнику, передаю ему мой разговор с Розенбергом и предупреждаю, что надо убедительно и без надрыва доказать, что оценки соответствуют знаниям. Позвонил Уткину — тот был лаконичен:

— Да пошел он к…

Через полчаса собрались в кабинете В. В. Уткина.

Розенберг:

— Товарищ Гутник, почему вы огульно подошли к оценке знаний личного состава?

Гутник:

— Не огульно, а оценивался конкретно каждый.

Розенберг:

— Но ведь так же не бывает, чтобы все знали на отлично?

Гутник:

— Во-первых, не все — один получил четверку, а во-вторых, если у вас в практике такого не было, то теперь будет.

Розенберг:

— Нет, это слишком! Ведь мы же можем все перепроверить, и тогда будет скандал.

Гутник:

— Какой скандал? Это я могу вам устроить скандал (очевидно, зная отношения Уткина и Розенберга, Гутник пошел напролом)! Вы что — инспектор? Мне поручили провести проверку и доверили выставлять оценки. Если кто-то вздумает брать их под сомнение — это значит, он берет под сомнение правильность решения командира дивизии.

Розенберг (глядит то на Уткина, то на меня и ждет поддержки, но мы молчим, а Уткин даже улыбается):

— Вы член партии?

Гутник:

— Нет.

Розенберг:

— Вот видите, вы даже не член ВКП(б). А это уже о многом говорит.

Гутник (перебивает, свирепея):

— При чем здесь партия и мои оценки? Вы запомните, что я ставил оценки своим солдатам и за знания и, в первую очередь, за их действия. А их действия завершились Великой Победой над злейшим врагом всего человечества — германским фашизмом. Какие только испытания не были на пути нашего солдата (Розенберг пытается что-то сказать, но Гутник ему не дает), и он все их вынес на своих плечах. Вот вы скажите — вы за всю войну сами и лично хоть раз видели живой немецкий танк и чтобы он пер на вас и одновременно стрелял в вас, в упор? Не видели! А наш солдат не только видит, но как противотанкист уничтожил множество танков от Сталинграда до Берлина. От Сталина имеют по несколько благодарностей. Каждый имеет правительственную награду. И я должен кому-то из них ставить тройку? Да у меня душа болит, что я поставил четверку одному солдату. Но иначе поступить не мог — он ходил в самовольные отлучки и был наказан. А знания политические должны подкрепляться делами. У него получились ножницы.

Гутник еще несколько минут бушевал. Уткин продолжал улыбаться, а Розенберг снял очки и долго протирал стекла. Его мефистофельский нос вспотел. Я не вмешивался, хотя было видно, что Розенбергу нужен был спасательный круг. Неизвестно, чем все могло кончиться, но вдруг неожиданно в комнату вошел командир полка. Все встали.

— Что у вас здесь происходит?

Уткин сразу пояснил:

— Проведено небольшое собеседование. Все вопросы выяснены. Если вы позволите, капитан Гутник мог бы отправиться к себе в подразделение.

— Разрешаю.

Гутник не медля ушел. Командир полка сообщил, что штаб дивизии уже сегодня требует предварительные общие сведения и, коль Розенберг как представитель дивизии присутствует у нас в полку, есть предложение сообща их рассмотреть и направить телеграммой. Да и Розенберг мог бы взять с собой экземпляр этих сведений и лично передать начальнику штаба дивизии. Все согласились.

Итоговые оценки полка в целом были несколько пышными: по тактической, огневой, специальной и политической подготовке — отлично, а по остальным — хорошо. По лицу командира полка было видно, что он доволен, но в то же время опасался, не найдется ли еще какой-нибудь ревизор. Розенберг после разноса Гутника молчал. Остальные понемногу высказались. Каун, как бы подводя итог, заключил:

— Судя по высказанным здесь мнениям, все поддерживают представленные итоги, и мы предлагаем, товарищ командир, направить их в дивизию. При этом можно написать, что они рассмотрены на совещании командования полка и утверждены командиром полка.

На том и порешили.

В конечном счете отчет по итоговой проверке и справки в штаб дивизии повезли майор Каун с офицером. Вместе с ним отправился и Розенберг. Командир полка попросил, чтобы они доложили итоги командиру дивизии или начальнику штаба дивизии. Как потом стало известно, майор Каун докладывал лично командиру дивизии в присутствии начальника штаба дивизии, начальника политотдела дивизии, а также майора Розенберга, который подтвердил, что весь отчет достоверен. Вопросов никаких не было. Командир дивизии поблагодарил и сказал, что непременно позвонит командиру полка.

Начальник штаба дивизии вышел вместе с майором Кауном и, уединившись, сообщил ему, что командир дивизии пока еще не имеет директивы, поэтому не может говорить официально с командирами частей, но достоверно известно, что сразу после празднования Дня Победы несколько дивизий Группы Советских оккупационных войск будут расформированы. В их число попала и наша 35-я Гвардейская стрелковая дивизия. По поручению начальника штаба дивизии и с ведома командира дивизии майор Каун довел эту информацию до командования полка с тем, чтобы заранее можно было хорошо продумать состав ликвидационной комиссии, его председателя, заместителей, состав подкомиссий, а также программу и порядок действий, поддержание строгого режима с целью недопущения утрат, хищений и чрезвычайных происшествий. При этом было сделано строгое предупреждение, чтобы, кроме командования полка, пока об этом никто не знал.