Непотерянный рай - [58]

— Нет-нет, синьора, — запротестовал он. И подумал: «Я ничего не куплю ни сегодня, ни завтра. Некому». Он продолжал стоять, зачарованно глядя поверх флаконов в зеркало. Оттуда на него глядел пожилой человек. Он редко видел свое отражение в зеркале: только утром, во время бритья. Собственное лицо его интересовало мало: какое есть, такое есть, физиономия, конечно, не из лучших, но ничего не поделаешь… Его искренне передергивало, когда он слышал комплимент в свой адрес. Какая там мужественность! Улыбка! «Ерунда, — подумал он, — я не актер, и лицо для меня не средство заработка». Но сейчас ему было важно то, что он увидел. В этих выцветших глазах, волевых губах и в резко очерченном подбородке есть вот что: двадцать лет разницы. Если бы Эва стояла рядом, он, может быть, наконец понял бы все и излечился от глупости. Они никогда не видели свои лица рядом. Сегодня его собственное отражение напомнило ему простую истину…

Он решительно свернул в переулок. Сейчас заполнит формуляр, пойдет в номер, напишет письмо. Нет, телеграмму… Текст категорический и сухой. Обманула. Был дурак, что верил. Кто это говорил «хочу, чтобы мы были одним существом…» Фразочка из дешевого романа. Все неискренне. Нет, надо острее, по-мужски: кратко и выразительно. Пусть знает, что он не позволит делать из себя шута! Сам покончит с историей, в которую влип. Утром позвонит госпоже Альберти. И вообще откажется от визита. Еще и это хотел для нее сделать…

Он вошел в гостиницу. Девушка в холле разговаривала по телефону и одновременно приветствовала Анджея, кивая головой, что могло быть обычным поддакиванием в разговоре.

Он хотел как можно скорее покончить со всеми формальностями и спрятаться в номере.

— Синьорина, будьте добры, формуляр. — Она положила трубку. — Вот паспорт. Жена не приедет, поэтому я пишу только свою фамилию.

Девушка удивленно посмотрела на него:

— Синьора приехала.

— Я сказал, что она не приехала, номер же я оставлю за собой. — Он четко произносил каждое слово и был разозлен тем, что его не понимают.

— Синьора приехала, — настойчиво повторила итальянка.

Ее упрямство было несносно. Она ведь даже не знает его фамилии.

— Это ошибка!

— Ваш номер восемнадцатый?

— Да, восемнадцатый, — подтвердил Анджей.

Она лукавым жестом сняла с крючка ключ и протянула Анджею вместе с листком бумаги.

— Пожалуйста, синьор, восемнадцатый номер.

Анджей увидел знакомый почерк и фамилию. Потер лоб и шепнул:

— Невозможно!

— Возможно, возможно, синьора здесь уже примерно час. Оставила в номере чемодан и пошла искать вас. Она вот-вот вернется. Очень красивая женщина.

— Спасибо, спасибо… — Он схватил ключ, забыл оставить паспорт и побежал в номер.

Около стула стоял ее чемодан. Анджей опустился в кресло. Некоторое время сидел неподвижно и тупо глядел на клетчатый чемодан. «А я хотел писать, телеграфировать. Что со мной происходит?» — думал он ошеломленный и пристыженный.

Он спустился в холл. Девушка смотрела на него взглядом победителя:

— Ну как, синьор, возможно?

— Возможно! — Анджей мог броситься на нее и затискать от радости.

Он опять был уверен в себе, куда девались комплексы и сомнения.

— Я посоветовала вашей жене пойти по Листа ди Спанья налево, там есть что посмотреть, ведь синьора не знает Венеции.

— Большое спасибо, — Анджей бросился к выходу.

— А где цветы? — напомнила она ему.

— Куплю около «Капрера».

Он действительно хотел еще раз забежать в цветочный магазин, но не успел. На углу переулка Мизерикордия он заметил бежевый плащ, поднятый воротник, густые волосы, озаренные неоновым светом.

Они шли навстречу друг другу, словно старые добрые друзья, которые не виделись долгие годы.

— Ты, любимая!

— Я…

— Что случилось?

— Сейчас расскажу. Все как в романе.

— Что я пережил! — Он крепко прижал ее рукой.

— Ты переломаешь мне кости!

— Я должен убедиться, что это действительно ты. Я уже не надеялся!

— Ну тогда ломай!

— Пошли куда-нибудь. Ты мне все расскажешь. Тут за углом — кафе.

— Нет, не хочу никого и ничего видеть. Хочу быть только с тобой, — шептала она, а над ними светился зеленый неон «Флориды».

XVII

В тот вечер ей не нужен был ни Большой канал, ни блеск неоновых реклам на Листа ди Спанья…

Она сидела, прижавшись к Анджею, и вся радость прибытия на итальянскую землю заключалась сейчас в его руке, которая гладила ее волосы.

Прохлада вплывала в комнату через двери, открытые в садик.

— Ты веришь, что мне не нужна Венеция! Мне нужен только ты! И ничего больше я не хочу… Мы с тобой беглецы. Как хорошо, что все удалось. Я так боялась.

— Чего?

— Что не удастся. Я невезучая и не раз в этом убеждалась.

— И я боялся и не верил. Ты не представляешь, что творилось со мной на вокзале!

— Да, поезда сыграли с нами злую шутку, но все позади. Я ведь тоже нечто подобное пережила, ты не спрашиваешь меня, что случилось…

Со стыдом вспоминая свои недолгие страдания, Анджей узнавал о ее переживаниях. О, она начала волноваться еще в Варшаве, когда сообщили о перемене поезда, и всю дорогу места себе не находила. Приехав в Венецию, она была бы вынуждена целую ночь скитаться на вокзале и только наутро смогла бы что-то узнать.

Эва рассказывала все оживленнее. Она вышла из вагона, Анджея не было. Она почувствовала себя как в пустыне, хотя вокруг стоял шум, но ей он казался немым, ведь ни единого слова по-итальянски она не понимала. Что делать! Куда двинуться! А тут еще пристал какой-то с виду приличный, но пьяный итальянец. Он что-то спрашивал и, восхищенно глядя на нее, шептал: bella donna, bella donna. Это-то она как раз понимала и постаралась поскорее от него избавиться, так как он мешал сосредоточиться.