Непотерянный рай - [48]

— Анджей, ты шутишь, нет у тебя никакого приглашения.

— Письмо у меня при себе, могу показать. По этому приглашению тебе дадут заграничный паспорт. Завтра заполним бланки. Нужны четыре фотографии, запомни, левое ухо, то самое, которое я сейчас целую.

— Анджей, не могу поверить, что все это правда. — Он почувствовал, что, говоря это, она дрожит всем телом. — Как я счастлива, о боже! Ты хочешь взять меня с собой? Но у меня нет никакой валюты.

— Это уж моя забота.

Она подобрала руками волосы, пытаясь унять волнение, прийти в себя, но получилось обратное: вместо того чтобы успокоиться, соскочила с тахты и пустилась в танец на ковре между окном и столиком. Закружилась, радостно вскрикивая, а он с улыбкой смотрел на ее счастливое лицо.

— Ты не любишь, когда я называю тебя «мое дитя». А кто же ты?

Она прыгнула к нему на тахту. Присела на корточки. Блеснули ее красивые колени, почти касаясь его бедра. Она обхватила ладонями его голову и жарко смотрела ему в глаза.

— Люблю тебя, ты на все для меня готов. Люблю! Навсегда, навсегда, навсегда! До гробовой доски, на жизнь и на смерть! Только с тобой.

Он наклонился, обнял ее за талию и нежно поцеловал. Еще ни разу он не ощущал столь горячего дыхания, такого пьянящего запаха волос, как в этот раз.

В упоении она прошептала:

— Нет, не здесь, — и соскользнула с тахты на ковер, — хочу, чтобы было как в той корчме на сеннике. Анджей, я хочу вычеркнуть из твоей памяти те воспоминания!

XIII

Эва потеряла покой. Дни проходили в неописуемой суете, работе и хлопотах, связанных с подготовкой к отъезду, ведь скоро она отправится в первую в ее жизни зарубежную поездку.

Началось с фотографа, с этих жалких снимков с расплющенным лицом, выпученными глазами и резко обозначенным левым ухом. Она просто дрожала от стыда, когда после долгого сопротивления согласилась показать эти фотографии Анджею, но тот, напротив, пришел от них в восторг:

— Для паспорта они просто великолепны, феноменальны.

— Не говори глупости, карточки отвратительны. Неужели у меня и в жизни такое идиотское выражение лица?

— Я восхищен, а ты, видно, очень привередлива. Теперь я понял, что никогда не смогу написать твой портрет.

— Анджей, я об этом даже не мечтала. Я не знала, что ты пишешь портреты.

— Сделал несколько штук, эти, с позволения сказать, произведения искусства висят у моих друзей.

— А если я попрошу, ты и меня нарисуешь?

— После этого ты возненавидишь меня.

— Неправда. Сделай хотя бы набросок или рисунок.

С этого времени, что бы они ни делали, все было подчинено предстоящей поездке. Эва заполняла бланки для получения паспорта, бегала в итальянское посольство за анкетами, а потом сидела в своей комнате, не зная, как их заполнить, ждала помощи Анджея.

А еще он вынужден был учить ее, как вести себя в паспортном бюро. Всякий раз, отходя от окошка в посольстве или в паспортном бюро, она с облегчением вздыхала, как после болезненной процедуры в поликлинике, а потом еще одолевал страх, а вдруг все ее старания не принесут желаемого результата.

— Не дадут мне паспорта или дадут слишком поздно, после твоего отъезда.

Анджей, как мог, утешал ее:

— Тебя просто измучили эти хлопоты, но нужно через все это пройти и спокойно ждать. До конца января еще много времени.

Пришли новые заботы: нужно было покупать платья и разные мелочи. Правда, Анджей уверял, что она могла бы всюду показаться и в том, что у нее есть, но его радовал тот пыл, с которым она готовилась к отъезду. А тут еще Якуб однажды подлил масла в огонь, рассказал, какие наряды можно увидеть на фестивале в Канне.

— Но вам, пожалуй, и не нужно, вы побьете своей красотой этих светских дам в золоченых тряпках.

После таких разговоров она окончательно терялась. Ей уже не нравилось то, что купила. Не хотелось быть золушкой, и она снова мчалась к портнихам. Правда, ее смущало, что все эти расходы ложились на Анджея, ведь ее собственные доходы были слишком мизерны. Одно-два выступления в месяц, этого едва хватало на мелкие покупки.

Она стеснялась, но брала деньги и, чтобы спасти свое достоинство, оправдывалась:

— Я беру в долг и все записываю, Анджей.

— Записывай, если тебе так нравится, — посмеивался он, счастливый, что может помочь ей. — Вернешь, когда сделаешь карьеру.

— Карьеры я не сделаю, это я хорошо знаю, но зарабатывать деньги своим трудом буду. До сих пор я всем выплачивала свои долги.

Ради душевного спокойствия он не возражал и был доволен, что надежда на поездку вдохнула в нее столько жизни. Он, впрочем, и сам приходил в возбуждение от одной только мысли о том, сколько будет радости, сколько будет новых впечатлений. Обычно в командировки он ездил без особого подъема. Они были, как правило, непродолжительны, дни до отказа заполнялись собраниями, официальными встречами, времени не оставалось ни на спектакли, ни на оперу, иногда удавалось заглянуть в музей или в картинную галерею.

Эта поездка пройдет совсем по-иному. Он проведет всего четыре дня в Милане и Канне по делам службы, а потом у них останется много времени, и они проведут его в Италии.

— Чтобы ничто меня не связывало, возьму очередной или неоплачиваемый отпуск. Хочется, чтобы у нас было побольше времени и свободы.