Непорядок вещей - [117]

После оглашения отчета Вексфорд зашел к вдове сказать, что она может назначить любую дату похорон.

Он встретил и Джейн Эндрюс, которая, видимо, перебралась на это время в «Лесную хижину», и мальчиков, которые уже вернулись от бабушки с дедушкой. То ли ему показалось, то ли так оно и было, но Санчия стала более спокойным и веселым ребенком. Он впервые заметил, что девочка довольно миловидная, наверное, как и Фэй в ее возрасте. Правильные тонкие черты лица, синие глаза, румяные щеки, шелковистая кожа и блестящие волосы. Волосы, кстати, заметно отросли, и сейчас ее уже никак не примешь за мальчика, как на тех семейных фотографиях. Девочка взглянула на него и улыбнулась. А он подумал, какой ужас, что человеку надо было погибнуть, чтобы кто-то мог вздохнуть свободно.

Вся семья — а Джейн Эндрюс вполне могла считаться ее членом — собралась в гостиной, где были распахнуты двери в сад. Детвора то и дело выбегала на улицу, оставляя следы и траву на белом ковре. Но некому было их останавливать, и незачем. Чтобы дать возможность Вексфорду спокойно поговорить с Фэй, Джейн Эндрюс позвала Санчию кататься на новых качелях, девочка с готовностью взяла ее за руку и потащила из комнаты.

Фэй деловым тоном спросила:

— Мне теперь можно его кремировать?

— Безусловно. Все формальности может взять на себя похоронное бюро, которое вы выберете. Только на свидетельстве о смерти вам придется заручиться подписями двух врачей вместо одного.

На ее лице появилось неопределенное выражение. «Жаль, что по лицу человека нельзя прочесть любое его чувство, — подумал Вексфорд. — Не придумана такая методика». Какая мысль пришла ей в голову? О том, чтобы уничтожить, сжечь, развеять по ветру его останки? Или, что более вероятно: «Я ведь когда-то любила его, когда-то он был совсем другим человеком. Вот бы он оставался таким всегда».

— Как мальчики?

— Нормально.

— Я бы хотел с ними еще раз поговорить, особенно с Эдвардом. О мужчине, который пришел к вам во вторник около восьми утра.

Фэй как-то безучастно кивнула.

— Хочу продать этот дом. Выставлю его на аукцион, когда все закончится.

Вексфорд не знал, что на это сказать.

— Он все записал на детей, а дом на меня. Видимо, чтобы платить меньше налогов. Но вообще странно. Стивен всегда говорил, что я не умею распоряжаться деньгами. Мне позвать Эдварда?

— Не стоит, миссис Девениш. Думаю, он сам придет.

— Знаете, — сказала она, слегка покраснев. — Я собираюсь вернуть свою девичью фамилию. Хочу, чтобы меня называли «мисс Доддс».

Из сада вернулся Эдвард. Вексфорд заметил, что за эти дни мальчик подрос — он возмужал и выглядел теперь как подросток.

— Эдвард, присядь, пожалуйста.

Паренек покосился на мать, та кивнула, и он присел возле нее на самый неудобный стул, глядя Вексфорду прямо в глаза.

— Помнишь, когда я просил описать мужчину, который появился в то утро, ты сказал, что он «совершенно обычный». Ты не мог бы уточнить? — Видя, что мальчик не понимает, чего от него хотят, пояснил: — Опиши его приметы. Закрой глаза и попытайся представить, как он выглядит.

Эдвард закрыл глаза, снова открыл, взглянул на мать и сказал:

— Он правда совершенно обычный. Примерно папиного возраста, как я и говорил. — Он поморщился, словно пытался что-то вспомнить. — В джинсах и, кажется, в пиджаке. Да, а в руках нес портфель.

— Какой портфель?

— Ну, такой, приличных размеров, — сказал Эдвард.

— Итак, он позвонил, когда вы с Робертом направлялись к выходу, то есть столкнулись почти в дверях. Кабинет отца справа от входа, верно? Дверь была закрыта?

— Скорей всего. Ну или же прикрыта.

— Так вы открыли дверь и увидели мужчину с портфелем в руках. Что он вам сказал? Или вы?

— Кажется, это он сразу сказал «Я хочу видеть мистера Девениша».

— Какой у него был голос — высокий, низкий?

— Низкий, — ответил Эдвард. — Обычный мужской голос.

Фэй Девениш, которая до этого момента делала вид, будто допрос сына ее совершенно не интересует и наблюдала за Джейн Эндрюс, Робертом и Санчией, вдруг обернулась и бросила на него странный взгляд.

И как по сигналу, Эдвард добавил:

— У него был местный акцент, — произнес он с налетом снобизма, присущего детям из состоятельных семей, воспитанникам частных школ. — Вот как у вас, только сильнее.

Вексфорд воздержался от комментария, лишь усмехнулся про себя. Как можно обижаться на этого бедного ребенка?

— Он был толстый или худой? И какие волосы? Темные, светлые?

— Не помню. Не обратил внимания.

— Но будь он толстым, ты бы обратил внимание?

— Он не был толстым. Обычный мужчина.

— Скажи, а твой отец вышел из кабинета, или ты его подвел к нему?

— Я открыл кабинет, сказал «вам сюда», а затем мы с Робертом пошли к миссис Дэйли. Нам нельзя опаздывать к ней, иначе мы и в школу опоздаем.

— А дверь за незнакомцем ты закрыл?

Внезапно у Эдварда пропал всякий интерес к беседе, и он ответил вяло:

— Не помню. Мне уже можно пойти?

— Да, но, будь добр, позови брата.

Разговор с Робертом можно было не затевать. Он был в такой же степени «еще ребенок», в какой Эдвард — «уже взрослый».

— Он был похож на Бэтмена.

— Ты не помнишь, что он вам сказал?

— Спросил «Кошелек или жизнь?», а я сказал «Где Годзилла?», после чего он превратился в медведя, покрылся темной шерстью и зарычал, показав клыки. Я закричал «Ты не Годзилла, ты Зверь!»