Непоправимость зла - [16]
Не успел я отползти далеко, как раздался внятный шорох у моей кровати и я решил вернуться, чтобы выяснить, что это такое. Меня ожидало потрясение: Женька-припадок сидел на моей подушке и выдергивал еловую ветку из паза между рейкой и беленой стеной. Увидев меня, он здорово испугался и его начало трясти, но синюшность, сколько можно было распознать при свете ночной коптилки, пускавшей лучи во все углы детского барака, – синюшность не появлялась. Я позвал обеих ночных нянь, они быстро оглядели Женьку-припадка и пошли за дежурным врачом в малышовое крыло. Пока мы ждали врача, я убрал еловую ветку, убрал с нее все украшения и бросил все в печку. Я понял, что все три раза еловую ветку сбрасывал Женька-припадок.
Пришла врачиха и Женьку-припадка отвели в малышовый стационар. Окончание ночи я возбужденно размышлял: почему он так вредничал мне, что заставило его завидовать чужой радости; почему он так настойчиво уничтожал созданную мной примитивную красоту и новизну; откуда в этом маленьком больном тельце столько злобы и неприятия чужой активной радости. Конечно, тогда, в далеком 1944 г., я такими словами не думал, но чувствовал именно то, что сейчас описал этими взрослыми словами. Очень горькие чувства. Мир стал непонятен. Раньше зло исходило только от чужих взрослых, добро – от мамы и ее подруг. Но злобность детей мне была совершенно непонятна. Я и сейчас, уже зная концепции Фрейда и Юнга, Райха и Фромма, не могу вписать поведение Женьки-припадка в концепцию детской психологии. Если бы он хотел привлечь к себе внимание, он мог воспользоваться своим умением симулировать припадки и судороги. Но он хотел, упорно хотел насолить мне. Чем я мог вызвать у него такое чувство зависти, переходившее в ненависть?
Больше Женьку-припадка я никогда не встречал. Скорее всего, когда подошел срок, его отправили «на волю», вредничать другим детям. Помню, что очень долго после той новогодней ночи он провалялся в малышовом стационаре, но к нам его больше не помещали. С его мамой что-то случилось и ее перевели в другой лагерь. Наши няни долго обсуждали этот «казус»: сын лежит здесь, больной, а мать перевели в другое место. Я ничего не понимал в этих хитросплетениях, но Женьку-припадка запомнил на всю жизнь. Последний раз я его вспоминал, когда в Верховном Совете СССР друзья-товарищи из «комсомола» не дали мне перейти из Верховного Совета в Комитет Конституционного надзора. Соображения у них были такие же, как и у Женьки-припадка. Слова они говорили разные и складные, но суть одна: Женька-припадок хотел мне «насолить», а друзья-«комсомольцы» – просто нагадить. Никто из них от этого не выиграл, а я ничего не проиграл. Очень скоро СССР был беспощадно уничтожен, почти по сценарию Максимилиана Волошина (написанному, кстати сказать, в 1918 г.):
(23 ноября 1917, Коктебель)
Я точно знаю, что не смог бы пережить тот Хаос флуктуаций, которые возникли, когда для миллионов людей стало явным, как их цинично «кинули», заманив лозунгами «перестройки» и «реформ», как превратили «гласность» в гласность для самих себя и заткнули рты всем остальным участникам процесса, если бы я не прошел прививку спонтанной, природной подлости маленьких людей вроде Женьки-припадка. На самом деле во мне всплывало это воспоминание и в шестом классе, и в десятом, и на первом курсе экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова, и вот, в конце концов, – в Верховном Совете СССР.
Сколько раз в жизни мне приходилось встречаться с разными видами подлости, но всегда, несмотря на все отличия, в них присутствовали черты поведения Женьки-припадка: немотивированная злоба, упорство и мелкопакостность; оказывалось, что мой образ жизни мог вызывать ненависть в людях, даже когда я сам не делал ничего вредного для них, и более того, я даже не знал, что ввел кого-то в досаду своими успехами, хотя таковых, по большому счету, не было и в помине.
Во взрослые годы я часто в памяти возвращался к этому случаю из детства, и все не мог взять в толк, почему людей сносит на обочину жизни, когда есть, всем дана от Бога, прямая дорога успеха, радость личных достижений, преодоления трудностей. И ведь действительно «сносит» и «заносит». Так я практически узнавал, что «чужая душа – потемки» и что «насильно мил не будешь».
Победа!
Когда у мамы истек срок заключения – это случилось в 1943 г., – ее расконвоировали: как член семьи врага народа (ЧСВН) она была осуждена на пять лет и провела их в Темниковских лагерях (сначала их называли «Дубровлаг»). Так как все еще шла война и нужно было обшивать Красную Армию, был издан Указ – всех осужденных задержать в местах заключения «до особого распоряжения». Весь сорок четвертый год мама ждала этого «особого распоряжения», но потом ждать перестала, уговорив себя, что такая задержка происходит из-за идущей войны. Это помогло ей собраться с силами, чтобы выдержать «последнее» испытание. Она часто разговаривала со мной об этом «особом распоряжении», но я только жалел ее и хлопал глазами.
Книга известного советского поэта, переводчика, художника, литературного и художественного критика Максимилиана Волошина (1877 – 1932) включает автобиографическую прозу, очерки о современниках и воспоминания.Значительная часть материалов публикуется впервые.В комментарии откорректированы легенды и домыслы, окружающие и по сей день личность Волошина.Издание иллюстрировано редкими фотографиями.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.