Непонятные - [10]

Притча была проста, а не все ее поняли. Те, кто понял, загрустили: печальной показалась им судьба собственного народа. Те же, кто не понял, заулыбались весело: забавная притча. Глупцам и на небе не везет! Надо бы сразу раскрыть суть притчи, да побоялся Ерназар укоротить тропку к истине и тем облегчить задачу. Легкое просто входит в душу человека и так же просто ее покидает. Истина же должна остаться надолго, если не навсегда. Удлинить решил тропу Ерназар, трудной сделать ее для джигитов.

— Какая земля самая плохая? — задал он загадку. Голов было много в юрте. Не все, однако, умели трудиться. Да и надобности в этом не видели. Пусть думают те, кто ближе сидит к ага-бию, кому ум дан по положению. Сообразительнее и торопливее всех считался судья Фазыл. Он первым и разгадал загадку:

— Самая плохая земля без воды. Правильной, наверное, была разгадка, а джигиты не

выразили одобрения. Сомнение вроде бы пало на них. Промолчал и ага-бий, а его слово считалось решающим.

— И я хочу спросить! — выкрикнул сидевший у входа тщедушный юнец.

— Спрашивай, Мухамедкарим! — разрешил Ерназар.

— Что на свете всего сильнее?

Не ко всем обращался юнец, а к ага-бию, так поняли джигиты и молча ждали ответа от своего предводителя. Пришлось ответить Ерназару:

— Хлеб и единство!

Непростым был ответ. Понравился он агабийцам, заставил их одобрительно зашуметь.

— Верно ведь, что сильнее единства, что важнее хлеба…

Когда коснулась истина души агабийцев и почувствовали они потребность нового прикосновения, Ерназар дал ответ и на первый вопрос:

— А самая плохая земля на свете — земля без друзей.

Это уже помогало ага-бию прокладывать тропку, долгую и трудную, к сути притчи. Единство-то в дружбе.

Джигиты пошли по долгой тропе за ага-бием. Один Фазыл не захотел вступить на нее. Ерназар как бы стер слова судьи, тем самым унизил перед агабийцами. Вытянулось обиженно лицо Фазыла, потух в глазах добрый огонек. А когда гаснет добрый огонек, где-то вспыхивает злой.

Тщедушный юнец Мухамедкарим, поощренный ответом самого ага-бия, принялся бросать вопросы, словно высевал просо на пашне. Богат был юнец хитрыми загадками. Одну кинул новичку Мадреиму:

— Как отличить умного от глупого?

Сам-то Мадреим оказался умным, хотя от робости рта не открывал при народе.

— Глупый поучает, умный учится сам! — ответил он тихо.

— О-о! — пронесся одобрительный возглас по юрте, — Мадреим, видно, учится сам.

Хозяин юрты, стоявший у порога, как и положено хозяину, весь горел желанием включиться в игру. Рот у него каждый раз открывался, когда задавали вопрос, но слова не успевали вылететь, и он закрывал его, огорченный. Похвала в адрес Мадреима подтолкнула Маулена-желтого. Он крикнул:

— Эй, новичок, Ерназар-младший, скажи, какому блюду хан отдает предпочтение? Ты учился с его младшим братом, должен знать, что любит старший!

Ерназар-младший хоть и не знал любимого блюда хана, однако не растерялся. Выпалил уверенно:

— Виноградному соку хан предпочитает сок морковный!

Огорчился Маулен-желтый. Втайне надеялся, что Ерназар-младший назовет одно из блюд, которыми потчевал он сегодня гостей. Огорчение и заставило его испытать еще раз юношу:

Чьим рабом ты себя считаешь?

— Рабом божьим! — ответил юноша.

Смелость и находчивость юноши пришлись не по душе Фазылу. Он и тут усмотрел желание джигита показать свое превосходство. Чужое же превосходство унижало вроде бы самого Фазыла, а унижение судья стерпеть не мог.

— Если хочешь знать правду, Маулен, — сказал Фазыл, — так человек прежде всего раб своей тайны.

Замысловатым был ответ, не взяли в толк джигиты, что разумел судья Фазыл под тайной. Ну, а коли не взяли в толк, то и не приняли.

— Смел в ответах Ерназар-младший, — похвалил новичка ага-бий. — Однако велика ли эта смелость? Готов ли ты к трудным вопросам?

Не отвел взгляда, не опустил голову Ерназар-младший. Принимал вызов самого ага-бия.

— Скажи, джигит, что украшает человека?

— Возможность накрыть для друзей обильный дастархан.

Блеснуть остротой мысли, увы, не удалось Ерназар-младшему. Все поняли это, и ага-бий первым. Насторожился юноша. Торопливо стал искать другой ответ. Нашел, вроде любое слово лежало у него за пазухой и труда никакого не было достать его.

— Лучшее украшение человека — не есть даровую пищу.

Ага-бий одобрительно улыбнулся. Ответ юноши понравился ему.

Игра разгоралась, каждому хотелось показать себя с лучшей стороны, потягаться с друзьями-противниками умением разить словом и мыслью. Есаул Асан, на обязанности которого было оберегать порядок во время словесного состязания и не допускать нарушения очередности, забыл про все и сам бросился в борьбу.

— Зарлык-ага! — обратился он к новичку — нравилось старым агабийцам проверять тех, кто только что вступил в игру. — Что является троном, что — короной и что главной силой правителя?

Такие загадки были по душе Ерназару. Заставляли они джигитов задумываться над тем, как устроен мир, что в нем справедливо и что несправедливо. Поэтому смолчал, узрев в поступке Асана нарушение порядка.

Новичок Зарлык, табунщик из казахского аула, дальний из дальних потомков Чингисхана, не спешил с ответом. Степенный и разумный был человек. Знал, наверное, что трон, корона и главная сила правителя, однако выдавать требуемое так просто не хотел. Подождал, пока наступит тишина настоящая в юрте и навострят уши джигиты. И когда улеглось волнение ага-бийцев и стало так тихо, что звон травы под ветром донесся до каждого, табунщик сказал: