Непокорное время - [37]

Старик изъяснялся по-далаамски. Но в нем не было их безмятежности.

— Здесь есть город? — спросил Йоргенсен.

— Не думаю. Более того, в настоящий момент на этой планете нас всего двое.

Подойдя ближе, Йоргенсен заметил, что старик почти на голову ниже его. Он невозмутимо посасывал трубку. Струйкой поднимался сизый дымок.

— Кстати, — сказал старик, — думаю, вы давно разыскиваете меня. Меня зовут Арчимбольдо Урцайт.

У Йоргенсена перехватило дыхание. Его ноги налились свинцом. Урцайт улыбался, не выпуская трубки изо рта и снова запустив большие пальцы за пояс.

— Рад, что вы успешно выпутались из этой передряги, — добавил он. — Я нуждаюсь в вашем сотрудничестве. Но, естественно, у вас остается свобода выбора.

— Простите? О чем идет речь? — нервно спросил Йоргенсен.

— О будущем Федерации, Далаама и, конечно, о вашем будущем.

Голос Урцайта был спокойным и добродушным.

Йоргенсен вдруг снова оказался лицом к лицу с жестокой действительностью.

— Вы не умерли? — голос у Йоргенсена звучал хрипло. — Это был не ваш череп?

И тут же закусил губу.

Улыбка Урцайта стала еще шире. Он прищурился. Наверное, страдал близорукостью — только историки еще помнили об этой болезни.

— Это зависит от года, — усмехнулся Урцайт. — В той эпохе, из которой вы явились, я действительно мертв. А сейчас нет. Надеюсь, вы сами видите это. В хижине среди пустыни был мой… мой череп. Но пустыня появится лишь через пять или шесть тысяч лет…

Он небрежно махнул рукой.

— И не считайте меня призраком. По теории, я старше вас только потому, что умер до вашего рождения и два этих события расположены на одной причинной кривой. Официальная теория Федерации. Должен признаться, я немало потрудился, чтобы мое учение восторжествовало. Но с момента исчезновения я много работал. Умственный труд весьма полезен для поддержания хорошей формы. У меня впереди еще двадцать лет жизни.

«Он знает, когда умрет, — думал Йоргенсен. — Он проведал свое будущее, сколь это ни невероятно. Он бросил вызов времени и победил его. И его не страшит, что он знает день и час своей смерти. И далаамцы не боятся смерти. Они принимают ее как должное».

На мгновенье эта мысль показалась ему чудовищной, но он тут же ощутил, что давний ужас смерти оставил его. Страх умереть и страх жить — две стороны одной медали. Тот, кто не принимает мысли о неизбежности смерти, не может жить полной жизнью.

— А другие? — сдавленным голосом спросил он, не в силах отвести взгляда от синей струйки дыма, поднимавшейся из трубки. Она тоже напоминала о прежних временах. Йоргенсен никак не мог привыкнуть к мысли, что перед ним стоит мифическая фигура Арчимбольдо Урцайта. Он представлял его себе величественным гигантом со строгими чертами лица, с тяжелыми крепкими руками, с глубоким, хорошо поставленным голосом — нечто вроде супер-Даалкина. А перед ним стоял толстый, улыбающийся, почти комичного вида человек.

— Ваши соратники? Не беспокойтесь. Мы к ним вернемся позже. Я хочу задать вам несколько вопросов и кое-что объяснить. Вам следует принять решение.

— Слушаю вас, — едва слышно выговорил Йоргенсен.

— Расслабьтесь. Вы устали. Вы прошли суровые испытания и оставили позади себя все. Все, чем вы были. Вы родились заново. Вы — бабочка, вышедшая из кокона. У вас еще не обсохли крылышки, и вы не в состоянии их расправить. Дайте им окрепнуть на солнышке.

— Я попытаюсь.

— Садитесь прямо в траву. Съешьте этот плод. Нет ничего прекрасней даров земли.

Йоргенсен повиновался, как ребенок.

— Прекрасно, — сказал Урцайт. — У нас много времени. Что означают лишние пять минут в сравнении с пятью тысячелетиями? Мы, вы и я, жонглируем временем. И не стоит придавать этому слишком много значения. Именно поэтому я курю трубку. Этот обычай давно утерян, и, думаю, его утрата прозвучала для Федерации похоронным звоном. Курильщики трубки обычно люди миролюбивые и склонные к размышлениям. Нужно время, чтобы правильно набить трубку. Вот эта сделана из настоящего верескового корня.

Он глубоко вздохнул.

— Все растения, которые вы видите здесь, выведены путем направленной мутации из местных видов. Вы не представляете себе, чего можно достичь в генетике, когда являешься хозяином времени.

— Игона — это ваша работа? — тихим голосом спросил Йоргенсен. Он прикрыл глаза и увидел громадные деревья, щитом раскинувшие свои ветви над городом и разгоняющие ночной мрак. Те гигантские деревья были памятью Далаама.

— Я всегда любил деревья, — признался Урцайт. — Они крепко держатся корнями за землю. Они идут на приступ неба. Они растут во все стороны, как в прошлое, так и в будущее. Вы знаете, что годовые кольца суть кристаллы времени. Сезоны сменяют друг друга, и дерево помнит о них. Я горжусь своими игонскими деревьями. Думаю, во всей Вселенной нет ничего равного им.

— Наверное, вы правы, — согласился Йоргенсен под натиском новых впечатлений.

— Этот сад тоже уникален, — продолжал Урцайт. — Его уникальность своеобразная проблема. Загадка, очень важная загадка. Превращусь на время в сфинкса и посмотрю, разгадаете ли вы ее. Вам известны три состояния этой планеты — джунгли, пустыня, сад. Но вы не смогли датировать их. Каков, по-вашему, их хронологический порядок?