Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига - [5]

В этот критический момент своей новой жизни Зигберт дал себе три обещания. Во-первых, он никогда больше не будет голодать. Во-вторых, он женится на еврейской женщине, они заведут детей – новых евреев. В-третьих, он сохранит память о Холокосте и никогда не будет молчать, столкнувшись с несправедливостью. Иллюзий по поводу этих обещаний он не испытывал. Он понимал, что не сможет изменить мир, что антисемитизм никуда не денется и евреев всегда будут преследовать. Это был обычный порядок вещей. Но Всемогущий уже спас его, и теперь ему необходимо было свести воедино те куски, на которые распалась его жизнь, и возвести из них здание пока еще непонятных размеров и формы.

Глядя вниз из окна своего номера в отеле «Марсель», Зигберт вспоминал об обещании, которое дал после освобождения. Его лучшим другом в Освенциме был молодой парень шестью годами его старше по имени Лотар Нартельски. Зигберт обещал Лотару, что, добравшись до Америки, навестит его родителей. Судьба Лотара была печальной. Он родился с одной ногой слегка короче другой и при ходьбе прихрамывал – в 1932 году этого оказалось достаточно, чтобы отказать ему в выездной визе вместе с родителями, поскольку тогда в большинстве государств отказывались принимать беженцев с физическими повреждениями, которые не могли работать. У родителей Лотара не было выбора: если они хотели спасти ребенка, им нужно было покинуть Германию и попытаться устроить для него какую-нибудь визу. Чета Нартельски препоручила Лотара заботам другой семьи, порыдала над его будущим и спешно заказала билеты на пароход в Америку. В какой-то момент, уже в Нью-Йорке, Нартельски сменили фамилию на Нартель и переехали в дом в Бронксе – в нескольких станциях метро от гостиницы «Марсель».

Сотрудник ХИАС в гостиничном вестибюле объяснил Зигберту, как работает система нью-йоркского метро. Он застегнул пальто на все пуговицы, чтобы как-то спастись от холода, дошел до ближайшего входа в метро, опустил пятицентовик в деревянный турникет, сел на подошедший поезд и доехал до конечной станции ветки – Ван-Кортландт-парк. Найдя дом Нартелей, он постучался. Ему открыла Кэти, жена Джейкоба Нартеля. Нартели знали о Зигберте из писем сыну, и, когда он представился, Кэти закричала: «О боже, Джейкоб! Это Зигберт! Он здесь!»

«В те дни люди все еще открывали двери незнакомцам, – вспоминал Зигги в одном из интервью. – У Нартелей была небольшая квартира с тремя спальнями, сиявшая чистотой, как это принято у немецких евреев. Отец Лотара Джейкоб продавал галстуки. Он делал это повсюду: в парикмахерских, в обувных магазинах, три галстука там, пять сям, дюжину еще где-то. Увидев меня, они были поражены, но какой же потрясающий был ужин! Они хотели знать все: что случилось, как выжил их сын, как уцелел я».

Зигберт до того вечера еще никому не рассказывал свою историю. Что могли понять Нартели или кто угодно еще в рассказе о концентрационных лагерях, о вшах и грязи, о пытках, голоде и грудах мертвых тел? Барьер в понимании между теми, кто был в лагерях, и теми, кто этого избежал, был непреодолим. В 1940-х годах люди привыкли к фильмам о войне – Голливуд разрабатывал эту тему уже много лет, но у всех фильмов были начало, середина и конец. А для тех, кто пережил Холокост, «конца» не было. Однако Зигберт пообещал Лотару, чья виза была еще не готова, что найдет его родителей и расскажет обо всем, – и вот он рассказывал. Они должны были узнать.

Как и много лет спустя для фонда Стивена Спилберга Shoah Foundation[6] – крупнейшего архива воспоминаний выживших – и на десятках лекций для других организаций, которые он читал всю жизнь, он проглотил боль и стал рассказывать свою историю.

2 «Сделаем еврейский фарш»

Зигберт Вильциг родился 11 марта 1926 года и был седьмым из восьми детей Софии Зоммерфельд и Исидора Вильцига, проживавших в городке Кроянке в Западной Пруссии в Германии. Родители Зигберта получили начальное образование в местной светской школе. Исидор был улыбчивым, красивым мужчиной с хорошим чувством юмора и любил читать газеты. Его жена София предпочитала книги. Когда Зигберту было пять лет, мать высказала ему свои ожидания: мальчик должен был хорошо учиться в школе и всегда соблюдать кашрут.

Как и другие еврейские семейства в Кроянке, Вильциги скорее бы остались голодными, чем согласились съесть некошерную пищу или заниматься делами в шабат. Если, например, клиент стучал в дверь местного ювелира в пятницу после захода солнца, то есть когда уже начался шабат, ювелир не открывал, даже если бизнес всю неделю шел неудачно.

Помимо обычной школы, Зигберт дважды в неделю посещал занятия в хедере – религиозной школе, где местный раввин обучал детей основам иудаизма и иврита.

Родной город Зигберта находился почти на самой восточной границе Германии – километрах в пятнадцати от полоски земли, именуемой Польским коридором. Этот коридор был отрезан от Германии по итогам Первой мировой войны в соответствии с положениями Версальского мира, ампутировавшего у Германии 13 % ее территории. Эта уступка германской земли полякам вызвала в Кроянке презрение к полякам как среди евреев, так и неевреев. Жители Кроянке обвиняли поляков и в растущей бедности городка: изменение границы привело к оскудению торговли. 3500 жителей городка работали на немногочисленных оставшихся предприятиях: фабриках одежды, красильных фабриках, пивоварнях, в гончарных мастерских, а также на кирпичном и черепичном заводах. Отец Зигберта Исидор покупал и продавал металлолом и овчину – этого хватало на скромную жизнь в городке, в котором стоимость недвижимости была одной из самых низких в Германии.