Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига - [12]
Юный Зигберт накрыл отца одеялом и ушел до того, как команда заключенных явилась, чтобы забрать тела в крематорий. «Я хотел запомнить его живым, – объяснял он позже, – а не трупом в куче мертвых тел». Когда тело отца забирали, он не плакал. Если бы он проявил эмоции, эсэсовцы затолкали бы его в повозку и отправили на кремацию вместе с трупами.
Исидор Вильциг умер 8 апреля 1943 года в возрасте пятидесяти семи лет. Он пробыл в Освенциме менее сорока дней.
Через несколько недель до Зигберта дошли слухи, что его мать отправили в газовую камеру прямо в день приезда. Зигберт обожал свою мать, которая преподала ему уроки мудрости и всегда любила его, несмотря ни на что. Что ж, по крайней мере, ее не мучили и не ставили на ней эксперименты, подумал он, вспомнив, что в лагерях случались вещи и похуже смерти.
«Эти ужасы нацисты творили с узниками из блока 10, – сказал Зигги. – Это был экспериментальный блок – и вот тут появляюсь я и выдаю себя за помощника врача. Я не мог спокойно смотреть даже на то, как режут цыпленка, а не то что на все эти пытки и мучения. Как-то утром эти так называемые врачи велели мне поставить на стол три стакана. Этот эксперимент вроде бы предназначался для исследования анестезии раненых солдат. В каждый стакан мне велели налить прозрачной жидкости из разных бутылок – выглядело это как три стакана водки. Потом привели узников и заставили выпить. Первый выпил и уснул на два или три часа. Второй выпил и проспал восемь часов. Третий выпил и сразу же упал мертвым. Каждую секунду мы не знали, чего и ожидать… На следующий день, – продолжал Зигги, – они взяли меня с собой искать людей с определенным типом лба – наклоненным вперед. Таких людей из Освенцима в Польше перевезли в городок у французской границы. После освобождения я узнал, что, когда в этот городок вступили американские и французские войска, они обнаружили заспиртованные головы этих людей. Можете себе представить? Ужасно!.. Они были не только злобными чудовищами, но их ум был настолько извращен, что в одно и то же время они экспериментировали на нас, как на подопытных кроликах, убивали – и предлагали дополнительную пайку хлеба, если мы согласимся сдать кровь. Судя по тому, что мне говорили другие заключенные, нашу кровь отсылали для переливания немецким солдатам на фронте. Это была та самая еврейская кровь, которая якобы загрязняла “чистую” арийскую расу. И должен признаться, что однажды за лишний кусок хлеба тот мальчуган, на которого вы сейчас смотрите, согласился сдать кровь. Но когда я узнал, что кровь используется для спасения немецких солдат, я больше ее не сдавал. “Нет, я не буду спасать нацистов и эсэсовцев. Заберите свой чертов кусок хлеба. Я лучше останусь голодным”».
В бараке Зигберта был паренек, с которым он учился в Берлине, пока для евреев не закрыли все школы. Зигги описывал его как умного мальчика, который остался с матерью после развода родителей. Его звали Александр Даргенберг; высокого, нескладного мальчика одноклассники прозвали Текелем (сленговое название таксы). Текель копил медяки и покупал на берлинском черном рынке джазовые пластинки. Его любимыми исполнителями были Дюк Эллингтон и Луи Армстронг, и в былые счастливые дни мать Зигги порой пела с ним дуэтом, например, песню Some of These Days, получившую известность в исполнении американской певицы Софи Такер: And when you leave me, I know you’ll grieve me. You’ll miss your little honey – some of these days[18]. Текель стал для него связующим звеном с утраченной семьей.
«Он был не так религиозен, как моя родня, – вспоминал Зигги, – но, когда мой отец умер в Освенциме, я остался один и очень привязался к Текелю. Потом Текель сильно заболел. Ему было очень плохо, сильно лихорадило. Я насмотрелся в больнице на заключенных на пороге смерти и понимал, что он не выживет. У нас не было лекарств, я никак не мог ему помочь».
Зигги вспоминал, что незадолго до смерти Текеля кто-то умудрился пронести контрабандой кусочек вонючего сыра в деревянном коробке размером с половину сигарной пачки: «Это был сыр бедняков, он кишел червями. Снаружи он напоминал печенье, а внутри был белым, червяки превратили его в кашицу. Любители такого сыра говорили: “О, червяки – значит, хороший сыр, зрелый”. Ну да, зрелый. В общем, кто-то принес коробок с сыром больничному старосте, и Текель его унюхал. Он знал, что умирает, и настаивал, чтобы я урвал ему кусочек. Но съесть этот сыр, не запив его водой, было невозможно».
Вода из-под крана в Освенциме была отвратительной и даже ядовитой[19].
Зигги вспоминал, что в водостоке собиралась дождевая вода, так что наутро после дождя узники предпочитали лизать водосточную трубу, а не пить из-под крана. Но Текель умирал, и Зигги не мог отказать умирающему другу. «Я понимал, что он долго не протянет, и принес ему воды из-под крана и кусочек этого вонючего сыра. Он прожил еще два дня».
Зигберт подружился с другим заключенным – польским евреем по имени Макс, который тоже работал в лазарете. «В какой-то момент я умирал от двусторонней пневмонии, – вспоминал Зигги. – Меня сжигала лихорадка, я стонал, умоляя дать мне попить. В то время в комнате, кроме меня, был только Макс. Он не мог вынести моих стонов и вышел за дверь». Потом какой-то уборщик из числа заключенных зашел с керамической миской, полной темно-коричневой жидкости, и поставил ее на верхнюю полку шкафа. Когда он вышел, Зигберт с трудом взобрался на стул и снял миску. Жидкость на вид была похожа на эрзац-кофе, который давали узникам по утрам. Когда Макс вернулся и увидел, что его приятель собирается выпить, он подбежал к Зигберту и толкнул его. Миска вылетела у Зигберта из рук, а сам он упал.
