Непобежденный - [17]

— Никита Сергеевич, а Вы меня спрашивали, когда направляли туда, а потом отменяли свое решение? Поинтересовались, согласен ли я работать Предсовмина Белоруссии? Прошу доложить Центральному Комитету о моей просьбе: разрешить мне вернуться в Москву.

Через два дня вызвали на заседание Президиума ЦК — Маленков, Хрущев, Молотов, Ворошилов.

— Товарищ Зимянин, мы считаем, что Вы честно выполнили решение ЦК по Белоруссии, — сказал В. М. Молотов. — К Вам претензий нет. И все-таки, почему Вы хотите оттуда уехать?

Я постарался не вдаваться в подробности.

— Видите ли, товарищ Молотов, обстановка складывается так, что мы с Патоличевым будем напоминать двух медведей в одной берлоге. Прошу избавить меня от этого.

— А Вы, собственно, чего хотите? — прозвучал после короткой паузы вопрос.

— Здесь присутствует Вячеслав Михайлович… Если не будет возражений, хотел бы работать в МИДе.

Неожиданно меня поддержал Н. С. Хрущев.

— А действительно. Вячеслав Михайлович, как Вы смотрите на это предложение?

— Пожалуйста, хоть завтра, — ответил Молотов. — Он для нашей компании подходит. Пусть возвращается».

* * *

В. М. Молотов поддержал Зимянина, упомянув его как «хорошего товарища» на июльском Пленуме ЦК КПСС, участники которого в течение шести дней осуждали «преступные антипартийные и антигосударственные действия Берии и его приспешников».

А ведь к таким приспешникам мог быть причислен и М. В. Зимянин. Н. С. Хрущев в своих «Воспоминаниях», изданных впервые на Западе в начале 1970-х годов, уверял, что линия на выдвижение национальных кадров в руководстве союзных республик «всегда была налицо в партии. Но он (Берия. — В.З.) поставил этот вопрос под резким углом антирусской направленности в выращивании, выдвижении и подборе кадров. Он хотел сплотить националов и объединить их против русских. Всегда все враги Коммунистической партии рассчитывали на межнациональную борьбу, и Берия тоже начал с этого.»

Смертельно опасное испытание выпало тогда на долю Михаила Васильевича Зимянина. Было ему в пятьдесят третьем году всего тридцать девять лет. Угодил он, сам того не желая, в жернова большой политики, коварной и безжалостной. Но устоял, не поступился ни честью, ни достоинством и, как покажут все последующие прожитые им годы, сохранил свое доброе имя.

Правда, навсегда останутся в его душе горький осадок, обида на старых товарищей, которые тогда предпочли отойти в сторону. Слепое подчинение партийной дисциплине? Боязнь навредить себе? Никогда он не позволял себе высказывать в их адрес слов осуждения. Уже смертельно больной, он, вопреки запретам врачей и близких, нашел в себе силы, чтобы студеным декабрьским днем проводить в последний путь земляка и боевого друга, поддержки которого ему так не хватало в далеком пятьдесят третьем…

Лишь в начале 1990-х годов Михаил Васильевич в беседе с белорусским журналистом согласился поговорить о событиях почти полувековой давности.

То, что произошло с ним в пятьдесят третьем, он во многом объяснял ненавистью Хрущева к П. К. Пономаренко и его окружению.

«При аресте Берии в его записной книжке среди прочих обнаружили запись: „Патоличева снять, Зимянина назначить“. Эту запись потом долго припоминали.

Направляя меня в Минск, за две недели до ареста Берии, Хрущев уже все решил. Об этом мне позднее говорил один из его помощников.

Перед поездкой Никита Сергеевич давал мне такие наставления: „Деликатно проконсультируйтесь у осведомленных людей, как там в Минске, какие ошибки допущены руководством, как их лучше исправить. Используйте эти две недели для того, чтобы подготовить Пленум надлежащим образом. Вам же его вести“. Думаю, что, нацеливая меня на проведение „консультаций“ с белорусами, Хрущев хотел потянуть время, чтобы я до расправы с Берией не успел сменить Патоличева. А с Патоличевым Никиту Сергеевича Хрущева связывали теплые воспоминания о совместной работе на Украине и борьбе с Л. М. Кагановичем. Хрущеву, конечно же, хотелось меня проверить, ведь я был воспитанником ненавистного ему Пономаренко. А то и подловить меня на возможных интригах в борьбе за власть.

Предстояла задуманная еще при Сталине замена русских руководителей партийных организаций Украины и Белоруссии на представителей коренных национальностей. Кстати, на Украине новым руководителем стал человек Хрущева — Алексей Илларионович Кириченко.

Я же ни о чем ином не думал, кроме одного — успешно выполнить директивы Центрального Комитета. Разумеется, позволь я себе хотя бы на мгновение проявить пренебрежительное отношение к Патоличеву или выразить стремление удержать власть, все могло завершиться по-другому.

Да, в финальной истории с Берией Хрущев вел себя мужественно, он рисковал жизнью, и я ценю его за это. Но со мной он вел бесчестную игру. Спасла меня тогда, да и спасает теперь наука моего учителя Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко: „Живи по совести!“»

М. В. Зимянин к В. М. Молотову сохранил благодарное и уважительное отношение. Летом 1956 года, когда Молотова снимали с должности министра иностранных дел, Зимянина, как заведующего отделом и члена Коллегии МИДа, вызвали на заседание московского партийного актива, с расчетом на то, что он выступит с осуждением политических ошибок своего бывшего руководителя. Михаил Васильевич ограничился критикой позиции Молотова по югославскому вопросу. Молотов считал Югославию буржуазной страной и соглашался на восстановление прерванных Сталиным советско-югославских отношений только по государственной линии. Зимянин подчеркнул, что он неоднократно выражал несогласие с такой позицией министра, ведущей к ослаблению влияния Советского Союза на Балканах.