Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - [84]

Ситуация менялась просто на глазах: впору было не Балтийский флот посылать снова в Средиземное море, как о том подумывала государыня осенью-зимой с 1787 г. на 1788 г., а готовить флот к боям на самом Балтийском море и в Финском заливе. Все это вместе замедляло приход армии к Очакову, но не могло замедлить появление у берегов его турецкого флота. Суворов в предвидении будущих столкновений с первых чисел июня занимается учением в лагерях и в поле на Кинбурнском полуострове[638], советует Нассау сосредоточить обучение егерей на стрельбе боевыми патронами в цель, а так как это весьма затратно, то просит купить и выдать на них олова на свой счет в 50 рублей и более[639]. Проявляя заботу о здоровье солдат, не забывает он указать принцу на необходимость спешно лудить котлы для приготовления пищи егерям и снова предлагает взять деньги из своих экстраординарных сумм[640]. Жизнь русского солдата дороже для него любых, в том числе и своих, денег. Посреди всех этих забот и застает его появление турецкого флота.

В рапорте, посланном 20 мая 1788 г. Потемкину из Кинбурна, он сообщал:

«Вчера пополудни в 3-м часу слышна была в море, к стороне Гаджибея, пушечная пальба, очень часто и более пятисот выстрелов, продолжалась оная полчаса <…>

В 8 часов пополуночи оказался в море турецкий флот в числе 52-х судов: четыре линейных корабля, два бомбарда, четыре галеры. В 9 часов прибыло к нам 22 судна. Против Тендров, отсюда верстах в 30-ти, стали на якорь 10 линейных кораблей, 10 фрегатов и 16 других судов, всех 36. Галеры, бомбарды, шибеки и канонерские шлюпки, всех 38 судов, входят в лиман, курс их передовых распрострился за Очаков. Как они еще в ходу, то завтра вашей светлости пришлю план»[641].

Тотчас же он дублирует рапорт письмом к Нассау, стиль его более живописный:

«Когда я окончил письмо, бусурманский флот явился величественно в числе 52 судов. Из них многие уже стоят на якоре под Очаковым <…> Вашей Светлости необходимо выслать ко мне опытного морского офицера, чтобы давать Вам сведения во всякое время, так как Сакен уходит отсюда. Я предполагаю, если только старый Капитан-паша находится на флоте, то не пройдет и суток, как он нападет на нас <…> Пока обнимаю Вас, принц. Да увенчает Вас Господь лаврами»[642].

Тогда же просит он кошевого атамана верного запорожского войска С. И. Белого прислать три лодки с казаками, а 22-го просит его же прислать уже к Нассау 15 запорожских лодок [643].

Меж тем 20-го на глазах у Суворова и его солдат в лимане разыгрался первый бой русских моряков с турками. Нассау за несколько дней до того прислал капитан-лейтенанта Рейнгольда Сакена для несения сторожевой службы на дубель-шлюпке с двумя малыми судами, волонтера графа Р. де Дама. 19-го принц велел им возвращаться в Глубокую пристань, где стояла гребная флотилия. Граф де Дама ушел в ночь, а Сакен задержался и покинул пост утром. Далее произошло то, что сообщает 21-го полководец в рапорте Потемкину:

«Вчера в полдень дупель-шлюбка под командою г. Сакена отправилась отсюда в ее эскадру к Глубокой. Канонерные суда, учиня по ней до 10 выстрелов, препровождали ее с огнем в числе 30 и заходили в устье Буга, откуда их половина возвратилась. Примечено по дыму, что одно из сих канонерных судов якобы взорвало на воздух»[644].

На деле же ситуация была гораздо драматичнее, но Суворов просто не мог видеть со своего поста подробности: 13 турецких судов окружили дубель-шлюпку, Сакен успел отправить лодку с 9 матросами с документами вперед к флотилии, а сам вступил в бой с противником. Вскоре положение стало безвыходным, тогда мужественный офицер приказал оставшимся матросам спасаться вплавь, а сам, спустившись в кают-камеру, не мешкая, ибо турки уже совершили абордаж, выстрелил в бочонок с порохом и взорвал судно. При взрыве погиб он сам и неприятельская канонерка со всем ее экипажем. Дым от двойного взрыва и видел Суворов.

Одновременно с этим несчастьем возникло и другое, гораздо более существенное. Потемкин фактически отстранил контр-адмирала Н. С. Мордвинова от командования Лиманской эскадрой, но при этом бригаду парусных кораблей отнял у капитана бригадирского ранга П. П. Алексиано и передал ее Джону Полю Джонсу. Этот славный сын Шотландии во время войны американских колонистов за независимость перешел на их сторону, стал корсарским капитаном, наводил страх на англичан, потом перешел во французский флот и там продолжил воевать с Англией. В 1788 г. императрица Екатерина II пригласила его на русскую службу. Считая, что кашу маслом не испортишь, государыня сразу же пожаловала его чином контр-адмирала. По сей причине Джонс и получал теперь бригаду парусных кораблей. Но этим до глубины души был оскорблен Алексиано. Он еще в 1769 г., в начале Архипелагской экспедиции, горя желанием освободить Элладу от османского гнета, поступил волонтером на эскадру адмирала Г. А. Спиридова. С отличием сражался при Хиосе и Чесме, в походах на Бейрут и Яффу. Мужественный моряк приготовил свои корабли к схватке с турками, и вот теперь, накануне выступления, у него отнимают команду. Алексиано посчитал, что задета честь его, и решил подать в отставку. В знак солидарности обязались так же поступить и все офицеры-греки, служившие на Черноморском флоте. Допустить этого было никак нельзя.