Непобедимый. Кибериада - [3]

Трурль больше не берется за моделирование творческих процессов. Это, возможно, и правильно. Но только ли в этом смысл “Путешествия первого А”? Может быть, стоит перечитать его, если кому-то очередной поэтический светлячок покажется на фоне звездного неба звездою первой величины.

И все же “делу — время, потехе — час”. Возня в лаборатории — “потеха” конструкторов, “дело” их — единоборство с королями. Вот почему после короткого и не очень удачного отдыха наши мастера попадают во владения его величества Жестокуса — страстного и самозабвенного охотника на всевозможных “зверей галактических”. Правда, в охотничьих угодьях Жестокуса произошло то, что в наше время случилось в некоторых лесах и саваннах. Жестокус перебил все, что только возможно. Ему осталось одно: заставлять конструкторов создавать новых хищников, с которыми бы стоило померяться силами, — решение в данных обстоятельствах вполне разумное. Благо стража, “нанося удары прикладами лазеров и мазеров”, может заставить сделать все что угодно. Тем более Жестокус, согласно той же изустной традиции, не оставлял попавшим в его лапы конструкторам никакого выхода. Не угодили — казнил, угодили — тоже казнил. Недаром Трурлю и К.лапауциусу пришлось порядком поломать головы, чтобы решить классическую дилемму: “направо пойдешь — смерть найдешь, налево пойдешь — головы не снесешь”. И не мудрено, что им приходилось даже прибегать к самому страшному кибернетическому проклятию: “Черный ящик меня разрази!” Тем более что это вроде бы помогало.

Любопытно проследить за тем, как меняется язык повествования при переходе от описания королей к рассказу о будничной инженерной деятельности конструкторов. Словно в театре повернули сцену. Сказка кончилась. Откровенная ирония сменилась мягким юмором. Язык персонажей театра Гоцци и славянских былин незаметно превратился в знакомый жаргон современных научных работников, прекрасно эрудированных, легко жонглирующих самой сложной терминологией и понимающих друг друга с полуслова. Магия уступает свое место тензорному исчислению и матричному анализу. Это заклинания на базе экспонент я вириалов, чудеса, основанные на соотношении неопределенностей. И ритуал уравнений дает не меньший эффект, чем, скажем, трение волшебной лампы или пентакли, инвольтование, наговор. Во всяком случае, Трурль и Клапауциус создают все, чего только пожелают. Волхвам, джипам и колдунам остается только кусать ногти от зависти. И при этом никакого касательства к трансцендентности. Математика, физика, кибернетика — ничего особенного.

И, как мы видим, они прекраснейшим образом одурачивают и этого короля, несмотря на его лазерные пищали, своры киборзых и кибернаров.

Рассказ “Вероятностные драконы” перебрасывает нас в мир статистики, вероятностный мир квантов. Это “Алиса в Зазеркалье” второй половины двадцатого века. Наметившиеся во “Втором путешествии” тенденции “математической магии” перестают здесь играть служебную роль. Уже не нужны передаточные мостики от чуда физического закона к чуду сказочного воплощения. Сложная функциональная зависимость упрощается почти до тождества. “Магия микромира” сливается с магией фольклора, физическая терминология срастается со сказочной, В полном соответствии с традицией конструкторы заняты поисками дракона, терроризирующего целую страну. Конечно, король обещал одарить их сокровищами и, конечно, не выполнил своего обещания. Так что внешняя канва известной всем сказки соблюдается. Но это именно канва, на которой вышит причудливый и странный узор уравнений с волновой функцией. Слишком уж поиски дракона напоминают драматические поиски новых элементарных частиц! Лем приводит читателя во “чисто поле” и к пузырьковой камере мощного ускорителя одновременно. Нет, его, конечно, не интересует познавательная сторона! Он не ставит себе задачи популяризировать ядерную физику. Просто для современной сказки нужны свои особые изобразительные средства. Так и получаются всевозможные гибриды, вроде “счетчика драконов”, “слабых змеевзаимодействий”, “дифракции и рассеяния драконов”, “жестких горынычей” и “полосатых спектров василиска”. Странные гибриды! Но ведь и само слово “странность” давно стало полноправным физическим параметром. И нечего удивляться тому, что подстреленный Клапауциусом дракон ведет себя “странно”. Первые гипероны тоже вели себя странно, почему и пришлось назвать их странными частицами. Лем щедро платит дань современности. Сказочная традиция требует, чтобы вероломный король не сдержал своего обещания раскрыть перед победителями дракона сокровищницу. Тут уж ничего не поделаешь. Но почему бы не сделать из этого короля тривиального бюрократа? Вот и получается, что царь не просто отказывается платить, а настаивает на созыве всевозможных комиссий, обмере туши, “не знает”, по какому фонду провести платеж. Так, собственно, и создается смешная ситуация, соединение несоединимого порождает юмор.

Иногда нарочитая сатирическая заостренность “Кибериады” позволяет провести некоторые аналогии с “Историей одного города” Щедрина. Конечно, лемовские короли не щедринские градоначальники. И цели и средства здесь довольно разные. И все же… Возьмем, к примеру, короля Балериона (“Путешествие пятое”). Сей государь не жестокостью досаждал своим подданным, а пристрастием к увеселениям. Щедринский администратор к водке питал не то чтобы пристрастие, а “даже некоторое остервенение”. Впрочем, Балерион пагубного зелья в рот не берет, его забавы носят вроде бы невинный, детский характер. Он любит горелки, чижик, палочку-выручалочку и, конечно, прятки. Последние — его страсть, мания. Чаще всего он затевает эту игру, когда его ждут неотложные государственные дела. Вполне понятно, что от наших конструкторов Балерион требует “идеального укрытия”. Таковы уж условия игры в прятки: тот, кто прячется, хочет, чтобы его не могли отыскать. И вновь включается в работу “рациональное волшебство”. Конструкторы создают миниатюрный суперприбор, конечно, с обратной связью, с помощью которого король может прятать свою индивидуальность в чужих телесных оболочках. Оригинально, остроумно, неожиданно, но все это тоже не самоцель. Главное — в развязке. Суетливый король должен обрести тихую пристань, его головокружительное скакание по чужим телам должно рано или поздно закончиться. Где? В телесной оболочке полицейского? Что ж, такова истинная сущность тирана, независимо от того, любит ли он играть в прятки или собирать цветочки. Но и это было лишь промежуточной ступенью к полному совершенству. Покой Балерион обрел в… кукушке огромных часов.