Неожиданное происшествие - [2]

Шрифт
Интервал

– Сейчас-то на тебе никаких улик, – заметил я не без досады.

– Как ты не понимаешь, я беспокоюсь, ведь он хотел увидеться с тобой…

– Ты ему все про меня разболтала?!

– А что мне оставалось делать? – И она показала мне ступни ног – на них были отчетливо видны несколько небольших круглых шрамов. Старые, потемневшие, и свежие – красноватые от запекшейся крови. Я понял, что это следы прижигания сигаретой.

Юкико работала в одном из дешевых кабаре на окраине. Там я с ней и познакомился. В кабаре она носила платье, сильно открытое на плечах и спине. Он выбрал для истязания такую часть тела Юкико, что это не помешало бы ее работе. Это было страшно. Я увидел в этом не благоразумную предусмотрительность, а холодный, наглый расчет.

– Он сейчас явится сюда? – Я взглянул на створки двери. Юкико лежала голая на футоне и не пошевельнулась. У меня вдруг мелькнуло подозрение, уж не заговор ли это? Хотя с меня и силой взять нечего…

– Сюда он не придет. Я сказала, что не знаю твоего адреса, и объяснила, где ты работаешь.

– Он собирается намять мне бока?

– Бить он не будет. Он не из тех, кто прибегает к физической силе.

– Что же ему от меня надо?

– Деньги, и больше ничего.

– Но у меня нет денег.

– Ну и успокойся. Где нет, там и взять нечего. – Интонация была небрежной, я понял, что она хочет меня ободрить.

Поглаживая выцветшие фиолетовые следы ожогов на ее ногах, я приговаривал:

– Бедная моя, как же тебе из-за меня досталось… – Я словно пытался измерить глубину, опуская гирю на нитке.

– Ради тебя страдать было приятно. Запомни эти гербы, – сказала она. Однако сомнения мои еще более усугубились.


Вне сомнений было одно: приятель Юкико намерен встретиться со мной. Я ждал его, стараясь как можно чаще бывать в редакции.

Ни на завтра, ни на следующий день он не появился. Я ждал его, а тем временем воображение мое разбухало, и в результате у меня сложился образ этого человека, которого я никогда не видел.

Слова «он не из тех, кто применяет физическую силу» меня впечатлили. Рукоприкладством по всякому поводу занимаются мальчишки… Приятель Юкико – тридцатилетний мужчина с холодным взглядом. Он превосходно владеет собой. Под черным костюмом худощавое, гибкое, как сталь, тело. Это тело всегда способно заставить Юкико страдальчески сдвинуть брови. Юкико не могла уйти от него. Она только делала вид, что хочет от него избавиться, в действительности что-то прочно связывало ее с этим человеком, оба они были замкнуты одним кольцом, куда никому не было доступа. И разве сам я не был лишь средством, придающим кольцу прочность? Приправой, придающей их отношениям остроту?

Я мучился тревогой ожидания.

Возвращаясь домой и желая отвлечься, я извлекал из книг, сваленных грудой в стенном шкафу, детские стишки и, наобум открыв страницу, скользил взглядом по вертикальным строчкам иероглифов. Читая эти книжки, купленные у букиниста, я часто пытался укрыться от гнусной действительности. Репортер бульварного журнальчика – сам смысл моих занятий составляла эта гнусная действительность. Сначала я выбрал вовсе не эту работу. Когда я поступал на службу, компания выпускала вполне добропорядочные книги, но покупателей на такую литературу почти не было, и издательство переменило курс. Стал издаваться журнал, в котором скандальная хроника перемежалась с сомнительными статейками эротического содержания. Издание еженедельника давало возможность кое-как существовать сотрудникам. Отказаться от работы – значило голодать, это меня и вынуждало не бросать ее. Я не имел сил сделать рывок, чтобы начать новую жизнь. Мирясь со своей работой, я вечерами забывался с женщиной или с детскими книжками.

Глаза мои пробегали по строчкам:

Небо безоблачно,
Ласковый воздух,
Солнце глядит на поля,
Легкая тень укрывает тропинку…

Я перевернул страницу и задержался взглядом на заголовке: «Неожиданное происшествие». Дальше следовали стишки про журавля, который:

Ножом и вилкой ел всегда —
Такой чистюля был!
Но вдруг случилась с ним беда —
Он пробку проглотил!

Я продолжал читать:

Котенок серый в шляпе спал —
Отличная кровать.
Но близорукий человек
Стал шляпу надевать!

Бездумная шутливая интонация стихов успокаивала. Но шутка тотчас обратилась насмешкой: я увидел блеск глаз приятеля Юкико, его холодный взгляд был устремлен на меня…

…Вот он, касаясь выпяченным животом кончика собственного носа, большими шагами приближается ко мне…

Что ж, все это и в самом деле свалилось на меня как неожиданное происшествие, подумал я. В глубине души я всегда испытывал беспокойство с тех пор, как узнал, что у Юкико есть сожитель-хулиган. Так что нельзя сказать, что все это было для меня «неожиданным происшествием». И уж во всяком случае, я не был журавлем, который «проглотил пробку», и «серым котенком» я тоже не был.

Тело Юкико, не соответствуя ее имени,[1] было смуглым. Под двумя высоко поднятыми Сосками простирался живот, а в центре его ясно сформированной впадинкой вырисовывался маленький пупок. Великолепное ложе, думал я, оглядывая все это сверху, и вдруг это ложе стало превращаться в черную софу: мне померещилась мощная рука человека в черном, держащая черную шляпу.


Еще от автора Дзюнноскэ Ёсиюки
До заката

Ёсиюки Дзюнноскэ (1924–1994) — известный писатель так называемой «третьей волны» в японской литературе, получивший в 1955 г. премию Акутагава за первый же свой роман. Повесть «До заката» (1978), одна из поздних книг писателя, как и другие его работы, описывает частную жизнь, отрешённую от чего-либо социального, эротизм и чувственность, отрешённые от чувства. Сюжет строится вокруг истории отношений женатого сорокалетнего мужчины Саса и молодой девушки Сугико, которая вступает в мир взрослого эротизма, однако настаивает при этом на сохранении своей девственности.В откровенно выписанных сценах близости, необычных, почти неестественных разговорах этих двух странных любовников чувствуется мастерство писателя, ищущего иные, новые формы диалогизма и разрабатывающего адекватные им стилевые ходы.


Ржавое море

«Должно быть, все морские воды на земле соединяются между собой, а моря все равно разные. Дерево, растущее на одном берегу, обильно покрыто листвой, но на другом побережье оно может и не зазеленеть. А иной раз дерево, кажущееся засохшим, полным-полно вязкого, блестящего древесного сока. Оно живое. Но пересади его на другую почву, дерево и впрямь зачахнет…».


Рекомендуем почитать
Соло для одного

«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


В погоне за праздником

Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.


Изменившийся человек

Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».