Неотразимая - [18]

Больше там не было ничего, кроме чудесных фламандских обоев XVI века, на которых он имел обыкновение делать наброски. Здесь не было холстов, мольберт стоял сломанным; неоконченные работы валялись на полу вместе с мятыми тюбиками, краска в которых ссохлась как камень.

Он храпел, лежа с открытым ртом, острая бородка, рыжеватая с проседью, опускалась и поднималась, сквозь расстегнутую рубашку видна была такого же цвета поросль на груди. Голова с гривой спутанных волос покоилась на валике дивана, ноги на другом, руки безвольно упали. Пустая бутылка «Джека Дэниэла» валялась рядом, остатки ее содержимого пролились на стопку газет на полу рядом с диваном, залив фотографии красивого мужчины на всех первых страницах газет, где на разных языках и разным шрифтом написано было одно и то же: «КОРОЛЬ» ТЕМПЕСТ УМЕР».

Глава 2

Касс разбирала телеграммы (только самые важные; она создала штаб по организации похорон из своих так называемых «девочек», чтобы справляться с полученными сотнями телеграмм, мешками писем, потоком присланных цветов — «на остров, где их полным-полно», фыркала она). Касс же имела дело с телеграммами от важных — в экономике или политике — или просто важных лиц. То же самое с телефонными звонками.

Разговаривая с теми, с кем нельзя было не разговаривать, она давала понять, не произнося этого, что мисс Темпест, тяжело переживая горе, не в состоянии взять трубку. Но больше всего она была занята звонками в Организацию. Чтобы не спали, мрачно думала она. Насколько она разбиралась в людях — а она разбиралась, — сейчас должна была начаться суматоха, появиться самые нелепые догадки относительно того, кто займет это место, эту огромную, расположенную в самом центре здания комнату, на двери которой висела табличка «Офис президента». На все предположения по этому поводу она бодро отвечала: «Я полностью с вами согласна», что, разумеется, было явной ложью.

По давно сложившемуся мнению, преемником умершего должен был стать исполнительный вице-президент, Роджер Кендрикс, и Касс не считала нужным это опровергать. Особенно самому Роджеру. Пусть думает, что хочет. Она-то знала, что этого не может быть. Но чего она не знала, хотя не сознавалась в этом, — кто станет следующим президентом Организации Темпеста.

Ричард никогда не говорил об этом.

И она следила, чтобы не было паники, чтобы все оставалось в равновесии, чтобы огромные шестерни Организации продолжали вращаться без помех. Телефонные звонки были стихией Касс, телефон служил ей третьей рукой, еще одним ухом, излюбленным орудием.

Она могла набрать номер и в течение пяти минут разнести собеседника в клочки. Что она проделывала с удовольствием. Она работала исполнительным секретарем Ричарда Темпеста, но на деле была гораздо большим — его тенью, его банком данных, его эмиссаром и наемным убийцей, его посланником и неизменным помощником.

Никто — даже сам Ричард, создавший Организацию, не знал о ней больше, чем Касс. Что было ее радостью и гордостью. И сейчас, когда она сидела в своем кабинете, справа от президентского офиса, утопая в сигаретном дыму, окруженная телефонами, по праву ощущая себя в самом центре событий, ее не могло не беспокоить, что с нею будет.

Тридцать лет Касс работала на этом поприще, помогая Ричарду Темпесту в создании чудовищной махины, которая все росла и росла, пока не заслонила солнце; огромная, богатейшая, могущественная настолько, что даже Касс, гордившаяся созданным, иногда вздрагивала. Но, разумеется, от радости. Ей нравилось быть равнодушной ко всему, кроме работы, «Железной девой Организации Темпеста», как писали о ней в «Тайме».

Она вырезала заметку и послала ее в Бостон. Конечно, никакого ответа не последовало.

Там, откуда Касс была родом, каждый скромно и с достоинством занимался делами в своей викторианской конторе в городе, и никто не устраивал, как Ричард Темпест, из офиса подобие Версаля на одном из тропических Багамских островов, и не перелетал, как он, из одной части земного шара в другую, посещая то заводы, то аукционы, то выступая в роли делегата. И всегда рядом с ним была Касс. Она была посвящена во все.

«Касс — мои глаза и уши», — говорил Ричард, будто бы все и так этого не знали (и не опасались Касс). Она знала все. Она могла сказать, кто занимается каучуковыми плантациями на Борнео или возглавляет отдел корреспонденции в Организации; она знала, кто какую плетет интригу, кто продвигается вверх по служебной лестнице и чья карьера уже пошла на спад. Ей кланялись, перед нею заискивали. Никто не мог попасть к Ричарду Темпесту иначе, как через нее, а те, кто пробовал, вскоре убеждались, что это невозможно. Касс была семьей. Она вытирала чужие носы и осушала слезы, одалживала деньги и хранила секреты. Она распекала и успокаивала, помогала и чинила препятствия. Что бы кому ни понадобилось, он прежде всего шел к Касс. Она ворчала, хмурилась, курила, выпуская клубы дыма в лицо пришедшему. И ей все это нравилось.

Харви вошел в насквозь прокуренную комнату, отчаянно пытаясь разогнать дым рукой, широкими шагами подошел к окну и распахнул его настежь. Касс была в своей стихии. При исполнении обязанностей. Она откинулась на спинку стула, сдвинула очки на лоб, седые волосы торчали во все стороны: