Неотосланные письма [Повесть и рассказы] - [23]
Лялька стояла на стуле и читала букварь.
— Артистка ты моя! — Хаят подняла ее на руки, закружилась, опустила дочь на пол, и та стала маленькой, с большим букварем в пухлых ладошках. — Я пошла, умница моя. Слушайся бабушку. Учи уроки. Бабушка тебя покормит, чаем напоит и уложит спать. Только слушайся ее. Хорошо?
— Хорошо, мамочка. — Лялька снова забралась на стул и опять стала большой, а букварь маленьким. Она потянулась к матери, спутала ее волосы, засмеялась тихонько, погрустнела. — А возьми меня с собой?
— Нельзя, доченька, тебе уже скоро спать ложиться. Вот приедет папа, сядете вы втроем на диване: с одной стороны бабуля твоя, с другой папа, а в середине ты, и тогда я буду петь только для вас, самые хорошие песни. Ладно?
— Ладно… А когда же приедет папа? Завтра, да?
— Ну, что ты, доченька, и не завтра, и не послезавтра — но скоро. Только ждать надо… Иди к бабушке, я спешу.
Наскоро одевшись, Хаят выбежала за дверь, заглянула в почтовый ящик, чуть не вскрикнула: «Письмо!», достала маленький треугольник и, разом воспрянувшая, как девочка, прыгая через ступеньки, полетела к машине.
Шел снег, легкий, крупный.
— Я люблю, когда идет снег, — сказала она директору.
Машина прочертила фарами светлые тропы и покатила.
Хаят нетерпелось прочитать письмо, но в машине стояла полутень, и она только увидела, что письмо написано карандашом, и поняла — читать наскоро, не разбирая слов, бесполезно.
У театра было много народу. Директор сказал:
— Я же говорил. Видите! Многие из них без билета, но минимум час они еще будут стоять здесь. Они хотят слушать вас и уйдут только, когда поверят, что спектакль начался без них… Удивительно!
Машина свернула во двор театра, но и здесь, видно, узнав о черном ходе, стояло три человека. Один из них, увидав Хаят, обрадованно устремился к ней навстречу.
— Здравствуйте, Хаят! Я ждал вас.
— А, Рашид! Добрый вечер. От Шакира есть письмо, — и, обернувшись к директору, добавила: — Махмут Гареевич, познакомьтесь — это лучший друг Шакира. Думаю, вы не откажете ему в просьбе.
Тихо переговариваясь, они вошли в театр. Директор сказал:
— Извините, я пошел. Мне надо встретить депутатов. Ваш гость в театре. А за остальное не беспокойтесь. Если не будет свободного места — мы вдвоем сядем на один стул.
Хаят прошла за кулисы — ее охватывало привычное, легкое волнение, от которого упруго, словно птица крыльями, било сердце и в груди становилось тепло и холодели пальцы.
Она остановилась, точно раздумывая, и, пройдя к занавесу, глянула в зал — чисто, светло горела люстра, внизу, за рампой, плескалась прозрачная мелодия: пели, настраиваясь, скрипки, то грустно, то весело, разноголосо, им вторила неуверенно оробевшая виолончель: «Бу-бу-ду го-то-ва… Бу-бу-ду го-то-ва», а флейта высоко и пронзительно рассыпалась, стараясь умиротворить сердитую виолончель, ей трудно поддакивала труба: «Так-так…»
«Как в лесу», — подумала, улыбнувшись, Хаят и простукала каблучками в гримировочную. Закрывшись на ключ, она достала письмо.
«Дорогая моя!
Если б ты знала, сколько во мне скопилось нежности. Хочется взять тебя за руку и просто держать — твоя рука мягкая и теплая. Это письмо пишу перед наступлением, вижу твое лицо, твою улыбку. В землянке холодно. Но я не зябну, я думаю о тебе и нашей Ляльке. Когда ты получишь письмо, наверное, состоится премьера оперы, а может быть, и пройдет уже, но все равно я услышу тебя сердцем — ведь возможности слушать по радио мало. Кругом снег. Когда ты будешь петь, я буду сидеть в окопах. Но я с тобой. Я верю в твой успех. Пожми за меня руку Муратову. Он очень талантлив.
За меня не беспокойся. Береги себя и Ляльку. В антрактах не забудь накинуть пуховый платок на плечи, застудиться пара пустяков.
Обнимаю Ляльку, мою маленькую Ляльку.
Скоро наступление. Скоро наша встреча. Мы сядем за стол и будем пить чай, а потом ты споешь для меня, и в доме будет тихо, и Лялька будет смеяться.
Целую тебя. Твой Шакир».
Она несколько раз пробежала глазами письмо. Она читала между строк. Она кутала плечи в платок, быстро накладывала грим и нет-нет да снова тянулась к письму…
Она вспоминала, как за окном валил снег и они сидели рядышком, близко-близко. О чем они говорили, она уже не помнила, может быть, просто молчали, и на ее плечах лежал пуховый платок… ах да, ведь она тогда ждала ребенка, ну конечно, они молчали, и ему все казалось, что она мерзнет, и он растапливал печь, сидел на корточках, и его лицо было освещено желтым веселым пламенем огня… Она вздохнула, спрятала письмо за тугой лиф, прислушалась. Стояла густая тишина. Но вот, точно быстрый, пугливый шорох, зашепталась скрипка, затревожилась флейта, и уже в полный голос запел фагот, возвещая солнечное утро. А скрипки пели тонко, дружно, словно говоря: «Слышали… слышали, уже утро».
Это была увертюра. Она хозяйкой входила в тишину зала, неся птичьи голоса, шорох травы и всплеск первого солнечного луча на стекле.
А вот уже мелодия ее грустной арии. О, если бы Шакир был сейчас рядом. Как мучительно тянется время. Если б можно было долететь до него голосом, вьюгой, опуститься снегом на плечи, отдать ему все тепло песни, обогреть. Как бы она пела тогда. А может быть, в землянке включат радио, и, обмерзшие, у веселого разожженного огня солдаты вдруг услышат ее. Всякое же может быть… В землянке будет накурено, тесно…
Трудной военной зимой 1941 года бабушка рассказала двенадцатилетнему Рустему сказку: «Говорят, что не цветет папоротник. Но кто так говорит, еще ничего не знает. Он цветет, но только один из тысячи. И цветок папоротника распускается весною в полночь, всего лишь на несколько секунд... Кто успеет сорвать цветок папоротника в полночь и положить его под язык, тот превратится в невидимку и чудесной силой овладеет».Глубоко запала бабушкина сказка в душу Рустема, изменила характер мальчика и спокойное течение его жизни.
Биби Истон оставила работу школьного психолога, чтобы написать цикл откровенных романов об отношениях, сексуальном поведении и его триггерах в юном и взрослом возрасте. «Рыцарь» – это самостоятельная история, ставшая частью цикла «44 главы о 4 мужчинах» – ироничного, яркого дебюта, который тут же попал в «Top-100 Bestseller list» и получил ежегодную награду «After Dark Book Lovers Shortie Award». В основе сюжета – истории о четырех главных мужчинах в жизни Биби, от школы и до замужества. Эксперимент получился настолько удачным, что Биби решила посвятить по книге каждому герою. По мотивам цикла планируется сериал NETFLIX.В этой книге Биби, будучи еще подростком, переходит в старшую школу, где знакомится с Рональдом по прозвищу Рыцарь.
1812 год, Париж. В отсутствие Наполеона обострилась борьба между его приверженцами и противниками. В этой борьбе погибает преданный императору и одержимый идеей справедливости Август Фурнье. Его дочери Селесте не остается ничего другого, как стать членом тайной организации. Она интригует, шпионит, покупает и продает ценные сведения. И однажды ей удается узнать, что лучшему агенту английской разведки майору Саммерли Шейборну грозит опасность. Шейборн – ее первый мужчина и первая любовь, поэтому она решает пойти на риск и предупредить его о нависшей над ним угрозе.
Красивая и мужественная Марианна, героиня популярных романов Жюльетты Бенцони, в поисках счастья прошла через множество испытаний и искушений. В книге рассказывается о новых приключениях и победах этой обольстительной и прекрасной женщины, умеющей любить и быть любимой.
Год назад жизнь Мэй превратилась в кошмар. Она пережила трагедию: стрельбу в старшей школе. Среди погибших был и ее брат-близнец. В новой школе Мэй знакомится с Заком, не подозревая, что его мать защищает в суде того самого стрелка. От Зака отвернулись одноклассники, любимая девушка встречается с его лучшим другом. Дружба с изгоем помогает Мэй бороться с преследующими воспоминаниями. Но смогут ли молодые люди сохранить зародившееся чувство, когда раскроются мрачные тайны каждого из них?
От автора бестселлеров «Wall Street Journal» и Amazon.com Дорогая Мелроуз! Когда я впервые встретил тебя, ты была просто незнакомой девушкой. Потом ты стала моей соседкой. А чуть позже дала понять, что станешь для меня самой большой занозой в боку, какую я когда-либо мог словить. Ты слишком громко пела в душевой и тратила на себя всю горячую воду. Ты была чертовски напориста. Ты делала мою жизнь сложной во всех отношениях. Но, как бы я ни пытался, я не могу перестать думать о тебе. Сказать по правде… я не могу перестать желать тебя. Я собирался сказать тебе это. Собирался отринуть свою гордость, все недомолвки и показать тебе ту часть моего «я», которую прежде не видел никто. Но потом было признание, меняющее всё, взрыв такой силы, что я не смог ничего изменить. Я до сих пор не понимаю, как я не предвидел этого. Саттер P.S.