Неотмазанные. Они умирали первыми - [56]

— Все будет спок, ребята! «Вэвэшники» тоже едут?

— Нет, они остаются здесь, у них другая задача! — ответил, сидящий напротив, Савельев. — Прикрытие тыла.

— Чтобы абреки в спину чего доброго не долбанули!

К вечеру на базу вернулся СОБР, на этот раз без потерь не обошлось. Усталые хмурые бойцы, молча, разгружались. Из кабины бережно принимали раненного Митрофанова, он, морщась от боли, закусив губы, опирался на плечи товарищей. У одного из «Уралов» в лобовом стекле появилась большая продолговатая дыра, от которой разбегалась паутина мелких трещин.

— Где Матвеич? Мой дорогой яйцеголовый друг! — громко баритоном пропел, подошедший к «Уралу», старший лейтенант Тимохин.

— Матвеич? — переспросил здоровяк Юрков с перемазанной сажей щекой и при этом оглянулся на товарищей.

— Я поцелую его в его вдохновенную лысину! — продолжал изгаляться Тимохин.

— Подкузьмил, твой фотокор! — отозвался, кряхтя, угрюмый Касаткин, взваливая на спину Юркову АГС.

— Срыгнул, что ли? В Аргуне остался? — полюбопытствовал у Степана Исаева старший лейтенант. — Жаль. Дмитрич проспался, оклимался от «зеленого змия» и собирался вновь учинить ему разгром за круглым столом. Так что, сегодня нагрянет, ждите в гости.

— Не до гостей нам!

— Пулю словил, твой дорогой Матвеич! — вставил, выглядывая из-за широкой спины брата-близнеца, Виталий. — Прям в пупок! Говорили ему, не лезь на рожон! Так нет же, сучёнок, нарисовался во всей красе! Нате, смотрите, какой я герой, какой я рисковый! Тут же и сняли! Пискнуть не успел!

— Как пулю? Шутишь?

— Бля, буду! Какие тут могут быть шутки! Сложился как карточный домик! Только его и видели! Вон Савельев и прикрывал, пока мы его с Никитой из-под огня выволакивали! Весь «короб», поди, расстрелял! Промерзли до костей! По канаве со студеной водой тащили. А там еще ледок тонкий, будь он не ладен, поизрезались все. Никита вообще промок до нитки, до сих пор весь трясется как осиновый лист.

— Ну, и где он? Матвеич-то!

— На «вертушке» в Ханкалу с ранеными и «двухсотыми» отправили.

— Говорил все, «живой бой» хочу отснять! Вот и отснял бой! — проворчал помрачневший Тимохин, сплевывая в сердцах себе под ноги.

— Это точно! «Живой бой» снял! Только еще не известно для него каким он будет! Этот «живой бой»! — вставил Савельев, выбрасывая скомканную пустую пачку «Примы». — Дай-ка закурить!

Сделав глубокую затяжку, выдохнув, «собровец» продолжал:

— Гляжу, разрыв гранаты рядом с Конфуцием, ну думаю все, п…дец! Спекся, паря! А тут сбоку Матвеич в наглую прет как танк со своим скарбом и камерой наперевес, кричу ему: «Ховайся, дура!!» Какой там! Или не слышал, или уже в раж вошел. Не до нас ему. Охота пуще неволи. Бальтерманц выискался, хренов!

— Тут ему молодой шахид с чердака и врезал. Николаша, суку, сразу засек, три «вога» туда ему под крышу вогнал, в раз лохмотья полетели вместе с зеленой ленточкой!

— Рана тяжелая?

— Навылет прошило! — отозвался Виталий, о подножку автомобиля сосредоточенно счищая грязь, налипшую на подошву. — Говорю, вошла аккурат в пупок. Хорошо не в «бронике» был, а то бы полный п…дец! Все кишки бы намотало! Запеленали, конечно, основательно как в лучшем госпитале. Матвеич бледный как смерть, только глаза лихорадочно блестят как маслины. Думаешь, что он нам говорил? Спасите, помогите, братцы! Не дайте помереть? Как бы, не так! Камеру, говорит, братишки, розыщите и кофр не забудьте на “борт” к нему запихнуть!

— Коньки откидывает, а он о кинокамере печется, чудик! Да плевать на нее слюной! — вдруг прорвало молчавшего Степана. — Хрен с ней! С камерой! Дай бог, самому живым выбраться из передряги! Конфуция чуть гранатой не накрыло. Оглох мужик. Ждали нас, подлюки!

— Засаду у моста устроили. Но не на тех напали! Черта им лысого! Дали им жару. Не будут больше по горам рыскать. Отбегались шакалы.

— Потери есть? — тихо спросил Тимохин.

— Где ты видел, чтобы без потерь обошлось? Гошу осколком в ногу долбануло. Теперь без сапера остались. Да, Митрофанову бок зацепило, по ребрам ковырнула зараза! Считай, в рубашке родился! Весь в кровище. Завалился, как засучит ногами. Думали, все хана! Ан нет, гляжу, матерится по-черному, сучий хвост, яростным огнем огрызается.

— Хотели “бортом” отправить, куда там. Уперся как баран. После Афгана никакими коврижками его на “вертушку” не заманишь. Под Баграмом чудом уцелел, духи стингером завалили «МИ-8», на котором раненых эвакуировали. Рухнул горящий вертолет на склон горы, хорошо вскользь прошел. Повезло. Из двадцати трех восемь в живых остались. И он среди них. С тех пор авиацию на дух не переносит.

— Матвеича жалко! Распоследние твари мы! На халяву ящик водки у него выжрали, а мужика не уберегли.

— На кой ляд его с собой взяли? Сидел бы на базе.

— Да еще ваш Дудаков, мудак, обложил его по первое число. Налил шары, козел! На ногах не стоит, а туда же! Какая муха его вчера укусила? Взбрендил вояка совсем!

— Накануне с «батей» он крепко поцапался. Сафронов ему задал трепку, — сказал Тимохин. — Думали, от него мокрого места не останется. Дмитрич как вареный рак из палатки вылетел. «Кафар» у него вчера жуткий был. Надрался у вас до чертиков. Видно, хватил через край. Совсем лыка не вязал, когда от вас вышли. Еле доволок его до койки. Сейчас как выжатый лимон. Жутко страдает. Злющий как бобик. Кроет всех, на чем свет стоит. Не знаешь, с какого края и подступиться.