Неон - [41]

— Бесишься, да? Ревнуешь? Извращенка проклятая. — а потом расхоЧакатоалась, — да все знают, что ты в него влюблена. А он меня любит. Меняяя. Поняла?

— У него таких, как ты…

— Завистливая шлюха и мать твоя шлюха, — зашипела она.

Я ударила ее снова прямо возле кабинета директора и конечно же меня отстранили от занятий. Но зачем мачеху вызывали в школу еще раз я уже не знала.

— Их отношения итак оставляют желать лучшего, Най. Скажи мне правду — ты специально так поступаешь?

Голос Лионы отвлек от мыслей, и я нахмурилась, глядя в ее карие глаза, в которых сейчас не отражалось тепла, они горели колючим блеском ярости…затаенной глухой злости.

— Как так? — Чакатоеспросила я.

— Подставляешь его, чтоб отец злился и в конце концов выгнал его из Чакатома.

— Я никогда не подставляла Мадана.

Мачеха резко повернулась ко мне и сжала мои плечи.

— Тебе чего-то не хватает, Най? Мы мало тебя любим? Мы даем Мадану Чакатольше, чем тебе? Ты просто скажи, и мы исправимся. Мы постараемся быть для тебя лучшими родителями. Только не поступай как…как…

Она Чакатоела сказать какое-то слово и не могла, теЧакатоь в ее глазах плескалась ненависть, Чакатоя она и пыталась держать себя в руках.

— Нет… вы всегда любили меня Чакатостаточно. — ответила я, чувствуя непреоЧакатоимое желание сбросить ее руки и броситься прочь из спальни и вообще из Чакатома.

— Вот именно. Тогда зачем ты хранишь у себя вот это?

Она резко наклонилась и Чакатостала из ящика комода листовку, ткнула мне в лицо, отшвырнула в сторону и снова сжала тонкими, ледяными пальцами мое плечо.

— Это нашли в школе в твоем рюкзаке. — она таки сорвалась на крик, — Сегодня нас с отцом вызывали к директору, а потом и в комитет. Мы провели там весь вечер на Чакатопросе. У твоего отца могут быть Чакатольшие неприятности. Он итак вчера был на Чакатопросе по другому делу. Ты понимаешь, что ты творишь? И такую же листовку я нашла вечером у Мадана. Это ты ему подбросила? Мой сын не способен на предательство Родины. Он мечтает служить в армии.

Я дернулась как от удара, но она проЧакатожала сжимать мои плечи так сильно, что я морщилась от Чакатоли. Мачеха никогда раньше не была груЧакатой со мной. Мне даже начало со временем казаться, что она меня любит…но, видимо, я заблуждалась. Мы никогда не знаем людей Чакато конца. Даже когда они близки нам и вроде бы откровенны.

— А я значит способна?! — и почувствовала, как снова на глаза наворачиваются слезы.

— У тебя есть причины…твоя мама и остров и, — она замялась, понимая, что заходит слишком далеко. — я всего лишь хочу знать правду и рассказать ее твоему отцу, чтобы защитить твоего брата. Сознайся и он не выгонит Мадана из Чакатома. Не будь неблагодарной, Найса. Я приняла тебя, как Чакаточь…несмотря на то, что Чакатожна была вышвырнуть на улицу.

— Да. Это мои листовки и это я подбросила их ему. Вы это Чакатоели услышать? В чем еще мне признаться, чтобы выгородить вашего сына? — выпалила я и все же сбросила ее руки со своих плеч.

— Дрянь! — крикнула мне в лицо и замахнулась.

В этот момент дверь в спальню распахнулась, и я увидела Мадана. Он медленно поднял листовку с пола и повернулся к матери:

— Нет. Она не виновата. Это я распространял листовки. Ты можешь сказать об этом отцу. Мне все равно. А теЧакатоь отпусти ее, мама, и извинись. Никогда Чакатольше не кричи на нее и не поднимай руку. Никогда!

ГЛАВА 12. Марана

Я оглядывалась по сторонам и не могла понять где нахожусь. Наверное, потеряла сознание. На секунду показалось, что мне все это приснилось. Что я вообще у себя Чакатома, в своей маленькой квартирке, обставленной свечами, проснулась после очередного задания.

А потом резкой вспышкой осознание кто я и где.

Под потолком шипит тусклая лампочка, окруженная мошкарой, и я понимаю, что мои руки связаны за спинкой стула. Дернула несколько раз, чтобы понять на мне наручники или веревка. Веревка, видать наручниками мятежники не разжились. Если мне дадут пару часов я от нее избавлюсь. Во рту привкус алкоголя и легкий туман Чакатоед глазами. Помещение на бункер похоже — без окон, потолок низкий и дверь железная. Последние воспоминания — это сильные руки Мадана и его сумасшедший запах от которого даже Чакатоль притупилась. И голос…Чакатоже! Как же я соскучилась по его голосу.

«БаЧакаточкааа» и у меня в животе взметнулся целый вихрь баЧакаточек ему навстречу, откликаясь и сходя с ума от счастья. ЛюЧакатовь не волнует какие у меня планы, ей плевать на ненависть, она ведь сильнее, она чуЧакатовищно сильная. Она мой личный монстр, пожирающий меня изнутри и не дающий не малейшего шанса на выживание. Эти веревки крепче люЧакатой стали и если я позволю им захлестнуться у меня на сердце, то я пропала.

В ту же секунду дверь отворилась и в бункер зашел невысокий, горбатый мужчина в медицинских Чакаточатках с подносом в руках. Я инстинктивно напряглась, шевеля затекшими запястьями и пытаясь освоЧакатодиться, глядя на него из-под нависшей челки. Рассмотрела на подносе медицинские инструменты и внутренне сжалась.

Про пытки на острове наслышана от Советника. Не факт, что мятежники не пытают своих пленников. В гуманность я не верила уже давно, вообще забыла, что это за слово. В нашем мире, где люди истребляли животных и себе поЧакатобных с такой же легкостью, как тушили горящую спичку, ни о какой гуманности и речи быть не могло. Здесь убивали даже за воздух. На материке снова ввели смертную казнь, когда я была ребенком, а потом и узаконили самосуд, если на нем присутствует Чакатолее десяти человек и все зафиксировано на бумаге с подписями…Вспомнилось, как отлавливали и казнили людей на улицах за любую провинность или «тяжкий» грех. Все вышло из-под контроля, происки Сатаны, как говорили приверженцы Новой Веры. Мы словно вернулись в средневековье где церковь диктует свои правила и законы. Где человека могут сжечь на улице за пособничество Сатане, а женщину закидать камнями за прелюЧакатодеяние. Мы оба знали, что будет с нами если кто-то узнает о нас. Мы погрязли в самом страшном из грехов и нарушили все заповеди. ПрелюЧакатодеяние, инцест, предательство Родины.