Неолиберальная реформа в России - [5]
В самой России на высказывание мнений, противоречащих доктрине реформ, была наложена жесточайшая цензура, по сравнению с которой советская идеологическая цензура показалась бы предельно либеральной. Даже почтенным иерархам экономической науки (например, академикам Д. С. Львову, Н. Я. Петракову или Ю. В. Яременко) был закрыт доступ к трибуне, так что их рассуждения в узком кругу специалистов превратились в «катакомбное» знание.
Более того, цензура накладывалась и на иностранных экспертов, которые выражали, даже в самых корректных терминах, сомнение в доктрине реформ. Когда в России вышла книга «Реформы глазами американских и российских ученых» (М., 1996), то в США «не рекомендовали» американским ученым, включая Нобелевских лауреатов, поехать в Москву на презентацию этой книги.
Американские эксперты А. Эмсден [A. Emsden] и др. пишут в своем докладе: «Тем экономистам в бывшем Советском Союзе и Восточной Европе, которые возражали против принятых подходов, навешивали ярлык скрытых сталинистов». В те годы этот ярлык означал занесение человека в черный список и был едва ли не опаснее, чем ярлык «фашиста».
Дж. Гэлбрейт [John Galbraith] сказал об этих планах российских реформаторов откровенно: «Говорящие — а многие говорят об этом бойко и даже не задумываясь — о возвращении к свободному рынку времен Смита не правы настолько, что их точка зрения может быть сочтена психическим отклонением клинического характера. Это то явление, которого у нас на Западе нет, которое мы не стали бы терпеть и которое не могло бы выжить» («Известия», 31 янв. 1990).
Психическое отклонение клинического характера — вот как воспринимался замысел реформы в России видными западными специалистами, не имеющими причин лгать!
В 1996 г. американские эксперты, работавшие в РФ (А. Эмсден и др.), были вынуждены признать: “Политика экономических преобразований потерпела провал из-за породившей ее смеси страха и невежества”.
Страх — понятная эмоция антисоветских ренегатов. Но почему этот параноидальный страх не был обуздан разумом западных экспертов, которые были поводырями ренегатов? Ведь им за это платили огромные деньги. Чье невежество «породило» политику реформ в России? Профессоров Гарвардского университета? И разве это невежество изживается сегодня?
Либеральная экономическая теория описывает очень специфический тип хозяйства, в котором главным механизмом координации усилий и разделения труда является рыночный обмен в форме купли-продажи. Существуют, однако, типы хозяйства, причем весьма сложно организованного, при которых ценности и усилия складываются, а не обмениваются — так, что все участники пользуются созданным сообща целым. К такому типу относится семейное хозяйство, которое даже в США составляет около 1/3 всей хозяйственной деятельности в стране. Этот тип хозяйства для определенного класса целей экономически исключительно эффективен — замена его рыночными отношениями невозможна.
К этому же типу хозяйства относилось и советское плановое хозяйство. Именно сложение ресурсов без их купли-продажи позволило СССР после колоссальных разрушений 1941–1945 гг. очень быстро восстановить хозяйство. В 1948 г. СССР превзошел довоенный уровень промышленного производства — можно ли это представить себе в нынешней рыночной России?
В советском хозяйстве мы имели малоизученный предмет, к которому образованный человек просто обязан был подойти с вниманием и осторожностью. Но этого не случилось в 80-е годы, этого нет и сейчас. Как же нам искать выход из кризиса? Мы же не знаем, что разрушали, разрушили или нет, можно ли вообще на этих руинах строить т. н. “рыночную экономику”.
А. Н. Яковлев сказал в мае 1991 г.: “Серьезный, глубокий, по-настоящему научный анализ брежневизма — точнее, периода 60-х — середины 80-х годов — еще впереди, его даже не начинали”.[9] Если так, то какое же право имел академик Яковлев давать категорические оценки советскому обществу за целый исторический период и даже требовать его радикальной переделки! Ведь сначала он обязан был изучить объект реформы, провести его «серьезный, глубокий, по-настоящему научный анализ». Какая безответственность!
Отличие советского хозяйства от того, что мы видим сегодня, составляет как бы загадку, которую в интеллигентной среде избегают даже формулировать. Сейчас всё, кроме денег, у нас оказалось “лишним” — рабочие руки и даже само население, пашня и удобрения, скот и электрическая энергия, металл и квартиры. Все это или простаивает, или продается по дешевке за рубеж, или уничтожается. А в СССР всякое производство было выгодным, всякий клочок годной земли использовался. Росло общее недовольство тем, что бюрократические нормы мешают работать.
Это значит, что для обеспечения труда сырьем и инструментами находились средства. Денег хватало и на вполне сносное потребление, и на огромную по масштабам науку (одну из двух имевшихся в мире научных систем, охватывающих весь фронт фундаментальной науки), и на военный паритет с Западом — и даже на дорогостоящие “проекты века”. Никому и в голову не могло прийти, что шахтеры могут голодать, а академики кончать жизнь самоубийством из-за того, что голодают их подчиненные ученые-ядерщики.
