Неоконченный сценарий - [33]

Из трубки снова послышался голос Диаса.

— Пришло еще одно сообщение. Майор, я действительно не знаю, стоит ли по телефону…

Понсе чуть не задохнулся от злости.

— Выкладывайте! И немедленно!

— Дело касается Торреса. После того как он ушел от нас и вернулся домой, его посетил Роблес, который угрожал, что у Торреса отнимут роль, так как возникли сомнения в его внешнем сходстве с Кампано.

— Но он не дал просто так от себя отделаться?

— Нет. Завтра он, конечно, пойдет туда. Однако может случиться, что ему выплатят деньги и отправят домой.

— Глупости. У них нет для него замены. А как вы сами слышали, «Таргит» настаивает, чтобы съемка состоялась в назначенное время.

Понсе поймал себя на том, что, заразившись подозрительностью Диаса, тоже употребил кодовое слово.

— И дальше, майор: дома у Беатрис Крус Бернсдорф сидит с ее матерью, Вспоминают, наверное, прошлое. Беатрис пока нет…

— Куда она запропастилась? Вы что, не знаете?

— В настоящий момент — нет, майор. Наш человек потерял ее из виду.

— Поздравляю вас, Диас! Стоит предоставить вам свободу действий — жди беды! Найдите Крус, — приказал Понсе. — Выясните, где она была! Установите слежку за Роблесом. А остальные где? Где немцы?

— В отеле. Фишер спит. Кремп сидит в буфете, а фрау Раух в своем номере. К сожалению, вмонтировать «клопов» мы не успели.

— Нечего сейчас заниматься этими мелочами. Используйте имеющиеся возможности и держите меня постоянно в курсе.

Понсе положил трубку, явно недовольный развитием событий. Известно уже, что немцы никакого значения внешнему сходству главного героя с Кампано не придают. Так что же происходит?

С позавчерашнего дня известно, что Кампано будет играть Роблес, а не Торрес, это сообщила Виола Санчес. Тогда почему они пугают Торреса отсутствием внешнего сходства с Кампано? Ему перестали доверять? Нет, никто не мог знать, что Торрес — бывший городской герильеро, выдавший своих товарищей! Вот уже несколько месяцев Торрес существует на подачки Понсе, находится под охраной полиции и дрожит от страха, опасаясь возмездия… Или в киногруппе кто-то прослышал, что Беатрис Крус три дня находилась в заключении? Ее, партийного курьера, арестовали, пыток она не выдержала и выдала место последней встречи с подпольщиками. Этим обоим обратного пути нет, левое подполье их не примет. Поэтому он ничем не рискует, не содержа их под стражей, — если, конечно, никаких сведений не просочилось.

Просочилось? Но к кому? К немцам вряд ли, что им до забот политической полиции? Лусии Крус язык свяжет страх. Виоле Санчес ничего не известно, а проявить излишнее любопытство она поостережется. Остается доктор Роблес, у него с немцами наиболее тесные контакты. Как явствует из личного дела Роблеса, ему угрожал КРАГ, Комитет по борьбе с герильерос, — после того как Роблес осмелился разбирать со студентами закулисные махинации некоторых зарубежных фирм уровня УФКО или БОА.

Роблеса угрожали убить, и он исчез из общественной жизни, но страну не покинул. Работал на строительстве дорог и даже обратился с открытым письмом к президенту, где объяснил свои патриотические чувства. Затем стал таксистом, перебивается кое-как, хотя, эмигрировав, наверняка получил бы место преподавателя в каком-нибудь университете.

Все так, но сообщение Диаса продолжало беспокоить Понсе. В конце концов он пришел к выводу, что разговор между Роблесом и Торресом понят и передан неправильно. Чутье подсказывало ему, как оно было на самом деле: Торрес пуглив и раздражителен, появление Роблеса и сообщение о том, что съемки начинаются завтра в семь, выбили его из колеи, он разнервничался и сделался агрессивным. А Роблес, чтобы заткнуть ему рот, просто-напросто обронил фразу об отсутствии сходства между Торресом и Кампано…

Сержант, дежуривший у подъезда, передал по аппарату внутренней связи, что пришла девушка, назвавшаяся Виолой Санчес. Понсе приказал пропустить ее.

— Очень мило, что ты навестила меня в воскресенье, — сказал он, дружески посмеиваясь, когда она села в кресло.

Понсе не всегда удавалось скрыть чувство брезгливости, которое он испытывал к собственным агентам и информаторам. А на Виолу, нежную и миловидную, просто посмотреть приятно.

Положив ногу на ногу, она хотела показать, что вовсе не смущена и не встревожена, но спокойствие ее не могло обмануть Понсе — оно было нарочитым, достаточно увидеть, как подрагивают пальцы, в которых она держит сигарету.

— Он был у меня… Бернсдорф, — проговорила она. — Завтра они начинают уже в семь утра.

— Он пришел к тебе только по этой причине? Или хотел от тебя чего-то другого?

— Да, мы были близки, — ответила она спокойно, даже безучастно.

Но Понсе почувствовал, что этого признания она не стыдится. А ведь совсем недавно, во время встречи в китайском ресторанчике, Виола испугалась и замкнулась после вопроса куда более невинного.

— В этом нет ничего дурного, — сказал он, входя в роль великодушного духовника, который желает тактично перейти к другим вопросам.

Понсе предугадывал, что за этим признанием последуют новые, ведь она пришла для того, чтобы поведать ему о чем-то, и сдерживается с превеликим трудом.