Неоконченное дело - [70]

Закончив с последними показаниями, обвинение объявило свою окончательную позицию. Затем выступил адвокат. Анализируя все происходившее на процессе, я не мог не изумиться разительному контрасту в характерах двух основных юристов и в методах, к которым каждый из них прибегал, чтобы убедить жюри в своей правоте. Причем они использовали только те факты и улики, что были представлены в зале суда, но их доводы и доказательства разительно отличались, в зависимости от целей, поставленных ими перед собой. В этом и состояло главное отличие. Речь сэра Уильяма Петтери, защитника подсудимого, прозвучала блестяще, и в его словах любой мог почувствовать великолепное знание человеческой натуры и глубину понимания жизни. Мне подумалось: только пожелай он стать писателем, и из него получился бы мастер в изображении необычных персонажей с раскрытием сложнейших тайн их психологии, каким был, например, Эмиль Золя. Сэр Уильям не пытался лукавить, заставил слушателей с помощью риторических приемов поверить в то, в чем не был он сам полностью уверен. Свою задачу он видел в четком, убедительном объяснении гуманитарного аспекта дела, который абсолютно игнорировала полиция, оперируя только фактами.

Со своей стороны прокурор Фитцаллен выглядел хладнокровным, эффективным и беспристрастным, вновь напоминая всем об особом значении в деле каждой, даже самой незначительной улики. Он как бы подспудно говорил присяжным: «Я здесь только для того, чтобы показать вам все это, а решение останется за вами». Но в то же время Фитцаллен ухитрился разъяснить важность картины, которая вырисовывается при правильном рассмотрении фактов и доказательств, при умении понять их сущность. И, как мне показалось, он образцово справился со своей миссией. Прокурор тоже продемонстрировал отменное знание природы человека, но упорно внедрял свое мнение в сознание присяжных, превосходно владея искусством апеллировать к жюри, как к группе людей, взятых вместе, так и к отдельным личностям.

В завершение выступил судья, который бесстрастно подвел итог слушаний, используя точные юридические термины. Затем присяжные с чувством собственной значимости медленно поднялись с мест и удалились в совещательную комнату для обсуждения приговора.

Глава 27

С того момента, когда жюри степенно покинуло зал суда, я пребывал в стойком убеждении, что оправдательный вердикт попросту невозможен. Этим двенадцати гражданам, среди которых выделялись две солидного вида дамы, едва ли потребуются долгие дебаты по поводу дела, столь четко представленного им полицией. Даже превосходная речь сэра Уильяма наверняка только укрепила их решимость не дать сбить себя с толку этому чересчур умному мужчине при всей его высочайшей культуре и изощренном краснобайстве. Они почти на подсознательном уровне настроились против всех его попыток переубедить себя.

Шустрый маленький Фитцаллен не выпячивал своих личных достоинств. Он ограничился кратким резюме по делу, не пытался воздействовать на эмоции присяжных, а потому был по-человечески им ближе и понятнее. Он дал им то, чего они хотели. По крайней мере, на один день прокурор сумел стать воплощением правосудия для всех, и хотя я прекрасно понял, что из двух юристов именно он лукавил в большей степени, Фитцаллен преуспел в роли скромного, но справедливого защитника законности и порядка.

Вероятно, это все же было не то жюри, состоявшее из самодовольных, раздутых от важности бизнесменов и домохозяек, какое часто в американских фильмах высказывает полное равнодушие к речи адвоката главного героя, способной вышибить слезу из каменной глыбы. Но тем не менее они вышли из зала, даже не бросив последнего взгляда на согбенную в отчаянии фигуру Стюарта Феррерса, к которому уже устремились с наручниками тюремные надзиратели.

— Ну вот, а теперь у нас есть время выпить по чашке чая, — сказал Биф, указав пальцем на дверь.

— Лично я думаю, что мы и по глотку отпить не успеем, — отозвался я, пытаясь вложить в свою реплику иронию, давая Бифу лишний раз осознать неизбежность очень скорого решения не в пользу человека, которого он взялся защитить и оправдать.

— Успеем вполне. Эта дюжина непременно захочет поболтать между собой, заодно и обсудив дело. Кроме того, ни одно жюри не станет спешить возвращаться с совещания, чтобы ни у кого не создалось впечатления, будто они даже не пожелали основательно взвесить свой вердикт.

— Что ж, будь по-вашему.

Мы вышли из здания суда и обнаружили поблизости расположенное в подвальчике кафе.

Не думаю, что за все время участия в расследовании дела я был в какой-то момент более убежден в виновности Стюарта, чем тогда. А если я даже не испытывал никаких сомнений, откуда им было взяться у присяжных? А что касается Бифа, то тот полусонно развалился в кресле и молчал, пока мы дожидались заказанного чая.

— Биф, — обратился я к нему, стараясь развеять написанные на его лице безразличие и скуку. — Вы все еще уверены, что он невиновен?

— Да. Абсолютно уверен, — ответил сержант.

— Но боже милостивый! Почему в таком случае вы не можете ничего предпринять? Неужели вы не понимаете, что жюри наверняка приговорит его к виселице?