Неоконченная автобиография - [22]

Время моего пребывания в Ирландии длилось не очень долго, но оно было счастливое. Я никогда раньше не была в Ирландии и добрую часть времени проводила в Дублине и в Куррак Кэмпе недалеко от Килдара. Именно в Куррак Кэмпе я выполняла очень своеобразную работу, которая привела бы в ужас мою семью, знай она о ней. Не уверена, что порицала бы её за это. Вспомните: девушки не имели тогда той свободы, что имеют нынче, да и, в конце концов, мне было только двадцать два.

Одна из батарей Королевской Конной Артиллерии располагалась в то время в Ньюбриджских казармах, и мужчины батареи (с которыми я познакомилась летом на полигоне) просили меня приходить к ним каждый вечер в Армейскую воспитательную комнату. Это означало, что нужно было быть там в шесть вечера и возвращаться поздно вечером, так как они добились для меня разрешения проводить евангельское собрание у них после закрытия войсковой лавки. После основательного обсуждения было 62] решено, что я могу принять их предложение, и каждый вечер я крутила педали велосипеда после отвратительной британской еды, называемой “плотный ужин с чаем”. Возвращалась я между одиннадцатью и двенадцатью ночи, эскортируемая двумя солдатами, причём каждый вечер мужчины в батарее распределяли, кто должен сопровождать меня обратно, получая необходимое разрешение. Я никогда не знала, войдут ли в мой эскорт приличные, достойные доверия солдаты-христиане или какие-нибудь мерзавцы. Полагаю, они бросали жребий, кому провожать меня домой, и если жребий выпадал пьянице, его заботливые товарищи неусыпно следили, чтобы он в тот день не заглядывал в войсковую лавку. Тем не менее, представьте себе молодую девицу с ужасно тепличным, викторианским воспитанием, возвращающуюся на велосипеде заполночь с двумя Томми, о которых она ничегошеньки не знает. Однако ни разу не было произнесено ни слова, могущего оскорбить и самую чопорную старую деву, и мне это очень нравилось!

Всякий вечер компания из войсковой лавки набивалась ко мне в комнату. Я не делала никаких попыток пригласить их на собрания, и мы ладили друг с другом. Именно там я научилась проводить различие между выпивохами. Есть, конечно, задиристые пьянчуги, и немало бывало пьяных драк, куда я непременно встревала — без всякого, впрочем, ущерба для себя. Люди этого типа никогда не вредили мне, и я никак не страдала от своего вмешательства. Военные полицейские обычно приглашали меня помочь успокаивать таких людей. В этом я стала крупным экспертом. Но есть ещё любвеобильные пьяницы, и вот они вызывали у меня неприкрытый ужас. Я никогда не знала, что они сделают или скажут, и научилась ходить так, чтобы между нами всегда стоял стул или стол. Укротители львов обнаружили, что крепкий стул, отделяющий их от раздражённого льва, очень полезен, и я с полным основанием могу рекомендовать его в данном случае. С мрачным пропойцей иметь дело гораздо труднее, но такие встречаются реже. Есть выпивохи, у которых от спиртного заплетаются ноги, и надо отличать 63] их от тех, кому оно ударяет в голову; каждый требует своего обращения. Часто, когда я работала среди солдат, военные полицейские просили меня помочь доставить домой пьяного солдата. Они держались не на виду, но под рукой, и в спектакле участвовали мы с пьяным солдатом, выписывающие кренделя на дороге. Вообразите ужас моей тёти, если бы она увидела это несусветное перемещение, но я делала всё “ради Христа”, и мне никогда никто не пытался хамить. Хотя мне ох как не понравилось бы, если бы я увидела одну из моих девочек в аналогичном положении, ибо чувствую: что хорошо для гусыни, не всегда хорошо для гусёнка.

У меня была разнообразная работа: нужно было вести счета, изготавливать букеты в читальном зале, писать письма для солдат, проводить бесконечные евангельские собрания и ежедневные молитвы, усердно штудировать свою Библию и быть очень, очень добродетельной. Я покупала все книги, которые могли помочь мне проповедовать лучше, например, “Проповеди для проповедников”, “Наставления для наставников”, “Учение для учеников”, “Работы для работников” (да-да, у меня были книги с этими четырьмя названиями), и прочие с такими же соблазнительными броскими заголовками. У меня было сильное искушение опубликовать книгу под названием “Идеи для идиотов”, я даже начала её, но так никогда и не написала. Насколько могу судить, я хорошо ладила с моими сотрудницами. Сильное чувство собственной неполноценности приводило к тому, что я всегда ими восхищалась, и это надёжно отсекало всякую зависть.

Однажды утром Элиза Сэндс получила письмо; оно, как я заметила, сильно взволновало её. Руководитель работы в Индии, Теодора Шофилд, чувствовала себя плохо, и ей, по-видимому, необходимо было вернуться домой отдохнуть. Но похоже, её некем было заменить. Сама Элиза Сэндс была уже в возрасте, а Еву Магир нельзя было послать. Мисс Сэндс со своей обычной прямотой сказала, что будь у неё деньги, она послала бы меня, потому что “даже 64] если вы и не вполне подходите, вы лучше кого бы то ни было”. Путешествие в Индию стоило в те дни изрядных денег, а мисс Сэндс нужно было оплатить возвращение Теодоры. В своей обычной самодовольной религиозной манере я заявила: “Если Бог предназначил мне ехать, Он пошлёт денег”. Она взглянула на меня, но ничего не ответила. Два-три дня спустя, когда мы сидели за завтраком, я услышала её возглас, когда она вскрыла письмо. Затем она протянула конверт мне. В нём не было ни письма, ни какого-либо указания на отправителя. А лежал банковский чек на пятьсот фунтов с написанными поперёк него словами: “На работу в Индии”. Никто из нас не знал, откуда пришли деньги, но мы приняли их как посланные Самим Богом. Проблема проезда была таким образом решена, и мисс Сэндс снова спросила, поеду ли я в Индию ради неё немедленно, подчеркнув, что я, конечно, не лучшая кандидатура, просто ей в данный момент некого больше послать. Иногда я думаю, не мой ли Учитель послал мне деньги. Ибо мне важно было поехать в Индию, чтобы усвоить определённые уроки и подготовить почву для работы, которую, как Он мне сказал за несколько лет до этого, я могу для Него сделать. Я этого не знаю, да никогда и не спрашивала у Него, потому что этот факт не из тех, что имеют значение.