Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [87]

Особенно тяжело ее переживал Соломон Веньяминович Бегинсон. Он прекрасно понимал, как, впрочем, и все остальные, что гибель Ниночки явилась чистой случайностью и что осколок, принятый ею, если бы она хоть на полшага отошла в сторону, влетел бы в него.

Расстроил этот случай еще и тем, что не было никакой гарантии того, что завтра же что-либо подобное не повторится, может быть, с еще худшими последствиями в другой палатке. Ведь весь этот день до самой темноты, как и в предыдущий, немецкие самолеты продолжали кружиться как над этим лесным массивом, так и над прилегающими к нему дорогами, и бомбить как их, так и следующий по ним транспорт.

Правда, большого урона эти бомбежки не наносили, и даже моральное воздействие их было невелико. В медсанбате уже привыкли к ним, и все продолжали свои дела даже и после сигнала воздушной тревоги. В щели прыгали лишь тогда, когда замечали черные капли летящих бомб и слышали свист их так близко, что ожидали их падения на территорию медсанбата.

К счастью, ни в этот день, ни в последующие на территорию батальона бомбы не падали.

Во время этого собрания основных столпов батальона, как шутя Сангородский называл этих врачей, продолжали обсуждать порядок передислокации батальона на новое место, хотя до сих пор ни приказа, ни разрешения на эту передислокацию не было.

Вернувшийся из поездки в штаб дивизии шофер Бубнов привез записку от Вензы (писаря начсандива) с известием о том, что командир и комиссар дивизии вызваны в штаб армии, и что вместе с ними выехал и начсандив Пронин. Пока разрешения на передислокацию санбата получить не у кого.

Тем не менее на свой страх и риск Алешкин не отменил приказа о перевозке в течение ближайших ночей на новое место большей части медикаментов, продовольствия и вещевого имущества, часть пищевого блока с обслуживающим персоналом. Кроме того, он поручил Наумовой отобрать несколько медсестер и часть хирургического инструментария, с тем, чтобы на следующий день развернуть на новом месте в одной из поставленных палаток операционную.

Поток раненых резко сократился, и Борис был уверен, что с их обработкой справится остающийся персонал.

Беседа Алешкина с его помощниками закончилась довольно поздно, и когда все они вышли из домика, на улице было совсем темно. Ночи, хотя и ясные, были безлунными, и потому, выйдя вместе со всеми из освещенной комнатки на небольшую полянку, окруженную высокими елями, Борис не сразу заметил маленькую фигурку, сидящую на краю щели, в которой обычно днем обретались Игнатьич и Джек. И если бы не последний, вскочивший при появлении хозяина и не бросившийся к нему со своим обычным повизгиванием, то Алешкин и не заметил бы этой фигурки.

Вслед за Джеком поднялась и она. Борис узнал Катю Шуйскую. Она была одета в шинель, но на голове вместо пилотки у нее был накинут теплый шерстяной платок. Такое нарушение формы нисколько не портило вида девушки, а делало ее еще более привлекательной и женственной.

Подмышкой девушка держала сверток.

– Товарищ комбат, вот ваше белье, уберите, хотела его передать Игнатьичу, но его дома не оказалось. Наверно, опять у своих дружков из хозвзвода сидит.

Борис взял Катю за руку и потянул ее к домику. Она сразу же подалась к нему всем телом, и несколько мгновений они стояли, тесно прижавшись друг к другу.

– Пойдем ко мне, я уберу белье, посидим поговорим…

– Ну что вы, товарищ комбат, поздно уже. Увидят, что подумают.

– Да ты на минутку зайди… Не бойся, не съем, – говорил Борис, чувствуя, как дрожит в его большой ладони ее маленькая рука. Он все более волновался от близости этой маленькой и, кажется, ставшей желанной женщины.

– Пойдем, я тебе долг отдам! – чуть сдавленным голосом произнес он.

– Какой долг? – изумилась Катя, слегка сопротивляясь, но все же продолжая идти за ведущим ее Алешкиным.

Через минуту они уже были в домике. Только они в него зашли, пользуясь не «парадной» дверью, а маленькой дверцей, ведущей в каморку Игнатьича, и перешли в комнатку, служившую Борису спальней, как Борис, взяв узелок с бельем, бросил его на кровать, а сам обхватил Катю и попытался ее поцеловать. Его нападение было, видно, не совсем неожиданным, потому что первый поцелуй ему удался, больше того, он даже почувствовал, по легкому трепету Катиных губ, что ему на него отвечают, но затем маленькая тонкая, юркая фигурка ловко выскользнула из его объятий и в один прыжок очутилась у входной двери.

– Мы так не уговаривались, товарищ комбат!.. Уж больно вы торопливы! – лукаво крикнула Катя и скрылась за дверью.

Борис сел на кровать и схватился руками за голову.

«Черт меня побери! Что же я делаю?! Ведь она, хотя уже и женщина, но моложе меня почти на 14 лет, да и подчиненная мне к тому же. Уже не говоря о том, что это новая измена моей Кате, это и вообще-то свинство… Ведь не люблю я эту девчонку… Просто мужская блажь. Надо это прекратить… а как? Ведь как только я ее увижу, почувствую ее прикосновение, я опять голову потеряю!.. А ей как будто этого и хочется.

Вот говорят, что мы, мужчины, всегда выбираем себе женщин. Ничего подобного, все это делают они. Видно, этой Кате я теперь нужен. Ведь когда я ее обнял, так она не сопротивлялась, не вырывалась, дала себя поцеловать. А как только сочла, что на сегодня достаточно, моментально вывернулась, как змейка какая-нибудь. А я так и остался стоять». И Борис невольно улыбнулся, представив себе, какой глупый вид у него при этом был.