Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [85]

– Товарищ комбат, меня в живот ранило, наверно, надо скорее оперировать. Алешкин и сам видел, что операция и, возможно, быстрая, необходима.

Решение пришло мгновенно.

– Катя, мойся и становись к столу, быстро, я сейчас тоже помоюсь, будем оперировать Петрова.

В это время в палатку вбежали Прокофьева и Сангородский. Увидев Бегинсона, все еще стоявшего на коленях в луже крови у тела бедной Ниночки (так все в батальоне звали эту молоденькую женщину-врача), тщетно пытавшегося затампонировать ее рану, которая уже перестала и кровоточить, они вначале подумали, что ранен и Бегинсон. Затем, подняв и осмотрев его, Сангородский убедился, что, кроме глухоты и какого-то состояния отупения, с ним ничего нет, взял его под руку, вывел из палатки на свежий воздух и усадил под большой сосной прямо на кучу старых, слежавшихся веток ели.

Прибежавшие санитары уже успели поставить опрокинутый операционный стол, унести тела раненого и врача, уложить на стол Петрова, предварительно сняв с него сапоги и разрезав гимнастерку и рубаху. Подбежали две перевязочных сестры, они под руки вывели пришедшую в себя Наумову. Она не получила ни одной царапины, была только оглушена. Защитил ее операционный столик (ведь мы помним, что эти столики состояли из ящиков специальных укладок. Ящики эти делались из толстых досок, да еще внутри обивались оцинкованным железом). Видимо, как только взорвалась бомба, Наумова упала, и прилетевшие через одну-две секунды осколки частью врезались в ящик операционного стола, а частью пролетели над ней. Другая группа осколков влетела после того, как волной был опрокинут стол с раненым, сбила с ног Бегинсона, ударилась в металлический операционный стол, один из них попал в грудь Ниночке, а другой в санитара Петрова, которые оказались ничем не защищены.

Естественно, что все эти рассуждения пришли к Алешкину, Сангородскому и другим медсанбатовцам значительно позже. В этот же момент Борис мыл руки, готовясь к сложной операции. Шуйская уже вынула из стерилизатора, стоявшего в предоперационной, запасной набор инструментов и раскладывала его на разостланной стерильной простыне.

Около Алешкина стояла Зинаида Николаевна и рассказывала ему о том, что натворила вторая бомба. К ним подошла медсестра, протянула Борису стерильный халат и завязала на нем маску.

Прокофьева рассказала, что вторая бомба упала между аптечными палатками, что обе палатки от взрыва свалились, но, к счастью, не загорелись. Взрывной волной раскидало ящики с медикаментами и мешки с перевязочным материалом. Фармацевт Наталья Васильевна, находившаяся в одной из палаток, сейчас уже изпод свалившейся палатки извлечена. У нее легкое ранение руки, и ее сейчас обрабатывает Картавцев. Начмедснабжения находился в своем домике и не пострадал. Сейчас он вместе с группой санитаров, выделенных ему Скуратовым, собирает свое имущество и устанавливает обрушившиеся палатки. Самое страшное из того, что там произошло это то, что один осколок пробил перегонный куб.

– А ведь мы без дистиллированной воды жить не можем. У нас добрая четверть госпитальных больных лежит на капельницах. Тут надо что-то срочно придумывать.

– Между прочим, – добавила Зинаида Николаевна, – долго нас будут так под расстрелом держать? Ведь это только две пятидесятикилограммовки упали, да и то случайно. Лётчики, наверно, заметили начавшийся пожар и завтра, а может быть, даже и сегодня они опять могут сюда прилететь. Наверняка они сообразили, что в этом участке леса что-то есть.

Алешкин промолчал. Он и сам понимал, что положение медсанбата катастрофично. Но переехать без приказа в тыл он тоже не мог. Поэтому, заканчивая мыть руки и облачаясь в халат, он только сказал:

– Наверно, недолго! Ну, я пошел оперировать.

Прокофьева, поняв, что сейчас не время для дальнейших расспросов, вышла, чтобы осмотреть контуженных Бегинсона и Наумову, а Борис прошел в операционную.

Тут под руководством Шуйской Петров уже был подготовлен к операции. С него стянули разрезанную рубаху и гимнастерку, спустили вниз брюки, и Катя уже успела обработать бензином и йодной настойкой весь его довольно-таки тощий и уже дрябловатый живот. Ему было уже за пятьдесят.

Немного выше пупка, почти по самой белой линии живота темнела ранка размером с трёхкопеечную монету с рваными, неровными краями.

Из нее медленно текла струйка темной крови. Петров хорошо реагировал на окружающее и отвечал на вопросы Алешкина довольно бойко.

– Даже слишком бойко – подумал Борис. – Наверно, начинается первая стадия шока – эйфория.

В это время в палатку вошла подруга Ниночки, прибывшая с ней врач Елена Сергеевна, или Леночка, часто помогавшая Алешкину и Картавцеву при работе в малой операционной.

– Меня прислал Николай Васильевич, – сквозь слезы сказала она.

– Вот и хорошо, по-моему, у нас ещё есть кровь первой группы. Быстренько раздобудьте ее у Павла Николаевича и начните переливание, а я приступаю к операции. Ждать больше нельзя.

– Ну, Катюша, будешь мне ассистировать, готова?

Катя промолчала, лишь понимающе опустила веки, и тут Борис, кажется, впервые обратил внимание на то, какие у нее длинные, густые и загнутые кверху ресницы.