Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [76]

Шрифт
Интервал

– Слушаюсь, произвести рекогносцировку, – ответил начальник штаба.

– А теперь мне поспать надо, утречком Картавцева хоть на 3–4 часа подменю. У меня там квартирантку Зинаида Николаевна поселила, так я здесь на чьем-нибудь топчане посплю.

– Знаю, знаю, – засмеялся Скуратов, – оккупировали ваш домик! Что ж, ложитесь вот на эту постель. Писарь Афанасьев сегодня дежурный по кухне, так что койка свободна.

Борис не нашел сил даже поблагодарить, скинул сапоги, снаряжение и уже через 10 минут спал крепким сном. Молодость и утомление брали свое.

Ранним утром следующего дня Борис был разбужен воем сирен пикирующих бомбардировщиков, свистом и совсем близкими разрывами авиабомб. Вскочив на ноги, он несколько мгновений не мог сообразить, где он находится, но затем вспомнил все и выскочил наружу. Как раз в этот момент новый немецкий бомбардировщик пронесся над территорией батальона и сбросил очередную серию бомб. Опять каким-то чудом все бомбы упали не в расположение батальона, а в нескольких десятках метров в стороне.

Алешкин побежал к своему домику. Подбегая, он заметил в щели Игнатьича и Джека. Старик, чертыхаясь и матерясь на проклятых фрицев, увидев стоящего наверху командира, вылез из щели, следом за ним выскочил и Джек.

– Сейчас завтрак принесу, – сказал Игнатьич, – чертовы фрицы уже позавтракали, опять за свое грязное дело принялись.

Он схватил котелок и трусцой побежал в кухню, а Алешкин и Джек зашли в свой домик. Борис осторожно откинул плащ-палатку, закрывавшую вход во второе отделение домика, и заглянул туда. Его аккуратно заправленная постель была пуста. Он побрился, умылся и несмотря на то, что немецкие самолеты продолжали свою бомбежку вокруг медсанбата, остался в домике. Выглядывая из открытой двери, он видел, что помимо яростной стрельбы зениток, которых в этом лесу было много, в воздухе появились и краснозвездные истребители. Они своими быстрыми атаками нарушили строй немецких бомбардировщиков и заставили их рассыпаться на большое расстояние.

За завтраком Игнатьич рассказал, что Шуйская проснулась еще затемно, вскочила, прибрала все за собой и убежала в свой сестринский барак.

Борис, как намечал раньше, решил пойти подменить на несколько часов Картавцева. По дороге он завернул в сортировку, где от Сангородского узнал, что в течение ночи раненых поступало мало, что утром еще не пришло ни одной машины, так что у хирургов было работы немного.

В большой операционной только что закончили последнюю операцию. И Елизавета Васильевна организовала генеральную уборку. В малой на очереди находилось человек 10 легкораненых, отправленных из сортировки. С ними надеялись управиться быстро, после чего решили также как следует убраться.

Картавцев заявил, что ночью имел возможность немного отдохнуть и что в замене не нуждается.

Алешкин решил поехать на командный пункт дивизии, чтобы договориться о передислокации медсанбата. Перед тем как начать просьбы о разрешении перевода батальона у командования дивизии, он считал нужным поговорить с начсандивом Прониным. Но, к сожалению, последний находился в это время в ППМ какого-то полка. Борис зашел в землянку командира дивизии. Там в это время находились комиссар полка и начальник штаба дивизии.

Когда Борис обратился к комдиву с просьбой о разрешении на передислокацию батальона, то комиссар и начальник штаба его поддержали. Несмотря на то, а может быть, именно потому, что предложение Алешкина о необходимости передислокации медсанбата в тыл было поддержано комиссаром и начальником штаба, комдив полковник Володин категорически запротестовал. Он заявил:

– Что, доктора, струсили?! За свою шкуру боитесь. А то, что медсанбат находится так близко от ППМ нам очень удобно. Раненые на передовой не задерживаются. Если здесь вас бомбят, так и на новом месте бомбить будут. Вообще, пока останетесь, где находитесь. Тем более что и начсандив об этом вопроса не ставит, так что не лезьте через голову своего начальства.

Не успел комдив закончить этой фразы, как в двери, отделяющей кабинет комдива от прихожей, появился Пронин. Заметив его, Володин продолжал.

Вот, товарищ Пронин, полюбуйтесь на своего предшественника. Пришел с просьбой, чтоб я разрешил медсанбат в тыл перевести, а вы ведь сами говорили, что близость санбата к ППМ для нас очень выгодна.

Да, – ответил Пронин, – так точно, говорил. Но тогда обстановка другой была. У нас шли тяжелые бои, поступало очень много раненых, и чем быстрее им оказывалась квалифицированная хирургическая помощь, тем было лучше. Теперь же атаки немецкой пехоты почти прекратились. Они оборонительные сооружения строят, как мне начальник штаба говорил. Поступление раненых в полках резко сократилось. А свою авиацию фашисты бросили на армейские и дивизионные тылы, вы ведь и сами знаете. И в обменный пункт, и в артдивизионы, и в хлебозавод, да и в медсанбат уже бомбы попадали. Ну, если командный пункт дивизии и многие штабные тыловые учреждения могут и в землянки забраться или в щелях отсидеться, то ведь санбат этой возможности лишен. Их палатки не спрячешь в землю, и раненых в щели не затащишь.


Еще от автора Борис Алексин
Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Рекомендуем почитать
Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Северная Корея. Эпоха Ким Чен Ира на закате

Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.


Кастанеда, Магическое путешествие с Карлосом

Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.