Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [74]
Она ведь на смену собралась, пошла снять кое-какие свои вещи, сушившиеся в бараке. Как раз и попала в налет. Счастливо обошлось. Вот бойцы, которых с собой начхоз брал, все погибли. От одного вообще только куски собрали, а раненый тоже умер. Прямо у Соломона Вениаминовича на столе.
Какое же счастье, что вы успели из этого домика переехать, а то бы мы сегодня с вами уже и не разговаривали.
После этих слов у Бориса невольно пробежали мурашки по спине.
До сих пор ему как-то не приходило в голову, что ведь послушайся его Игнатьич, на месте этих 5 несчастных бойцов, могли бы быть они.
А Зинаида Николаевна между тем продолжала:
– Не знаю, как там на передовой, но нам стало хуже. Вы ведь были в операционной? Там это не очень заметно, а мы здесь все видим. Сегодня вокруг нас все время летали немецкие бомбардировщики. Бомбили почти беспрерывно и дороги, и артиллеристов, и ДОП, и, кажется, штаб дивизии. К счастью, в нас попали пока только один раз.
А вот от осколков зенитных снарядов есть несколько человек раненых. Да в пути от нас одна из армейских эвакомашин пострадала, в ней погибло б раненых, ранен шофер и медсестра, сопровождавшая эвакуируемых. Весь автобус изрешетили осколки и пули. К счастью, вскоре там пустые грузовики шли, так они всех живых подобрали. А автобус, кажется, так пока в кювете у дороги стоит. Пойдите к Скуратову, он вам подробнее расскажет.
Ну, а ваш Игнатьич интересный человек.
Когда я сегодня пришла посмотреть Шуйскую, это было, вероятно, часа два тому назад, еще светло было. Подхожу к домику, смотрю, из щели выглядывает голова Игнатьича, увидев меня, он вылез. Следом за ним выскочил и Джек. Они, оказывается, целый день в щели просидели.
Я спросила: «Как же вы больную оставили?» А он говорит: «Так вы ее трогать не велели, а то бы я и ее в щель перенес. А мы с Джеком решили, чем зря рисковать, лучше уж в щели посидеть, причем он первый туда забрался, мне пример показал». Я невольно рассмеялась его логике, а он продолжает: «Ведь это же не война, это же черт знает что такое, это сплошное смертоубийство. Летит, воет, как зверь какой (а немецкие бомбардировщики имели сирены, издававшие действительно отвратительный звук), и куда попало бомбы бросает».
Ну, Борис Яковлевич, я пошла, надо еще десятка два человек осмотреть. А потом отдохнуть часа 4. Вообще-то тяжело, и не столько от работы, сколько от постоянного нервного напряжения. Ведь, как подумаешь, что мы-то, собственно, совсем беззащитны перед этими воздушными пиратами.
Ходячих раненых, свободных от работы медиков и из команды выздоравливающих Скуратов всех в щели загоняет, как только вблизи бомбардировщики покажутся, ну а наших куда? Ведь их просто на носилках поднять – и то вредно, да где же возьмем столько людей, чтоб их вынести, да и куда? Ведь у нас щели-то узенькие, маленькие, туда и носилки-то не влезут. А нам же от них, от раненых-то, уйти нельзя. Вот и сидим, трясемся при каждом разрыве, а виду стараемся не подавать. Ведь раненые и без того уже психически травмированные… Надо что-то придумывать.
Выйдя из госпитального взвода, Борис невольно задумался над словами Зинаиды Николаевны.
«В самом деле, что-то делать надо! Но что?! Землянок здесь не отроешь, это не Карельский перешеек. Да и не спасет землянка от прямого попадания бомбы. А у немцев воздушных сил здесь опять прибавилось. Хорошо, что они хоть только днем летают… Как по расписанию». – Так думал Алешкин, идя в штаб батальона.
В небольшой бревенчатой избушке, наполовину врытой в землю, из-за чего под досками пола постоянно хлюпала вода, кроме Скуратова, находилось еще два писаря. Увидев входящего комбата, они встали и, попросив разрешения, вышли. Алешкин остался со своим начальником штаба один на один. Тот в это время стоял около довольно большой ученической географической карты, изображавшей Советский Союз, и передвигал по ней «линию фронта». Так называлась толстая черная нитка, натянутая на булавочках, расположенных на расстоянии три-пять сантиметров одна от другой.
Борис невольно взглянул на эту противную черную линию.
Крошечный ее участок, который соответствовал Волховскому фронту, уже довольно давно был неподвижен. Также застыли булавки в изгибах фронта северо-западнее Москвы. А вот зато на юге, видимо, происходило что-то необычайное.
За эти 3 недели, проведенные в тяжелейшей, напряженнейшей работе, Борис не успевал читать центральных газет, поступавших с большим опозданием, не читал он и сводок информбюро, ежедневно доставлявшихся из политотдела дивизии, он был слишком занят бурными событиями, происходившими рядом с ним. Где от него требовались не только все его знания, ум и сообразительность, но и напряжение всех его физических и духовных сил. Так что, если выпадали минуты-часы отдыха, он сразу же проваливался в глубокий сон, а проснувшись, снова вынужден был кипеть в котле окружавших его событий.
Он, конечно, слышал об успешном начале нового наступления немцев где-то к югу от Москвы, но представить себе масштабы этого нового бедствия, которое обрушилось на нашу страну, он сумел лишь только сейчас, вот в эти минуты, когда увидел, куда переместилась эта проклятая черная нитка.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.