Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [69]

Борис направился к малой операционной, но в это время к нему подбежал старшина Бодров:

– Товарищ комбат, там около эвакопалатки буза, эвакуированные шум подняли, выскочили все ходячие и требуют, чтобы их немедленно эвакуировали. Товарищ комиссар там с ними говорит, да они его не слушают. Я бегу за санитарами, возьмем автоматы, попробуем порядок навести.

– Ладно, беги, – крикнул Борис, а сам побежал к эвакопалатке. Еще издали он увидел толпу красноармейцев, кричавшую на что-то пытавшегося им объяснить комиссара Кузьмина.

– Смирно!!! – крикнул Борис, подбегая к собравшимся.

Этот громкий приказ заставил всех бойцов мгновенно замолчать и как-то подтянуться. Они повернули головы в сторону раздавшейся команды. Борис, не давая им опомниться, подал новую:

– В палатку шагом марш!

Привыкшие повиноваться командирскому приказу бойцы послушно зашли в палатку. Следом за ними прошли и Алешкин с Кузьминым, а в это время к палатке подбежал и Бодров с четырьмя вооруженными санитарами. Борис махнул ему рукой, чтобы он остался у входа.

– Все заняли свои места, а теперь слушайте. Здесь вы в лесу в замаскированной палатке, фашистские летчики вас не видят, бомбят наугад, а как только автобус с вами появится на дороге, так будут бить прямо по вам. Когда вас сюда везли, ведь сколько раз вас и бомбили, и обстреливали. Сидите и ждите темноты, ночью вывезем всех.

После этого Алешкин повернулся к командиру эвакотделения, пожилой женщине и сказал:

– Товарищ военфельдшер, объявляю вам выговор за то, что не сумели организовать порядок в своем отделении, – и с этими словами он вышел из палатки и направился к операционной.

Пока Борис вымылся, сменяя Картавцева, Кузьмин, зашедший к ним, сказал:

– Я недавно был у начхоза, его придется эвакуировать, он очень сильно контужен, да и рука ранена. Я думаю пока надо старшего писаря материальной части, сержанта Гришина поставить на эту должность.

Немного подумав, Алешкин согласился с предложением комиссара, а затем спросил:

– Ну а как там на передовой, вам ничего неизвестно?

– Говорил я с одним легкораненым политруком. Он после обработки раны уже обратно в свой полк ушел. Так он рассказывает, что к немцам, очевидно, подошли большие подкрепления и они все время атакуют. Но теперь они вынуждены двигаться по открытой площади торфоразработок, а наши бойцы находятся в хорошо оборудованных их же бывших траншеях, поэтому все атаки фашистов кончаются для них плачевно. Потери они несут огромные, но и у нас они тоже значительные. Конечно, не такие, как в первые дни выхода из мешка, в который залезла наша дивизия.

Между прочим, и этот политрук, и многие другие, да и я тоже, – заметил Кузьмин, – не понимаю, зачем нужно было начинать это наступление, эту попытку прорыва блокады, если у нас для этого не было сил ни в армии, ни во фронте. Ведь сколько мы людей потеряли. В полках-то едва две трети состава осталось. Этот политрук еще говорил, что, наверно, фашисты свои бесплодные атаки прекратят совсем. По донесениям разведчиков, они на противоположном краю торфоразработок начинают создавать новую оборонительную линию: роют окопы, строят дзоты. Это в 300–400 метрах от нашей передовой. Очевидно, перейдут к обороне, если авиация нас не доймет. Ведь танки здесь им применить не удается, грунт – болото, даже сухой машин не выдерживает, и это нам на руку.

До этого у них здесь авиации было немного, а вот дня 2–3 тому назад самолетов появилось значительно больше. После неудачной обработки переднего края (опять помогли их же траншеи и хорошие блиндажи) они уже второй день ведут упорную бомбардировку тылов дивизий, артпозиций и подъездных путей, пока, правда, тоже без особого успеха.

Ну ладно, я пойду, организую чтение сводок Совинформбюро. Сейчас только из политотдела дивизии прислали. Впрочем, сводка неутешительная: на юго-западном и южном направлениях фашисты, кажется, успешно продвигаются. Название населенных пунктов, оставленных нами, уже где-то совсем близко около Сталинграда. Овладев переправами через Дон и пытаясь выйти к Волге севернее Сталинграда, немцы одновременно начали наступление и в направлении на Кавказ. Опять взяли Ростов-на-Дону и многие другие важные населенные пункты и города.

Пока Кузьмин говорил, Борис, продолжая мыться, посматривал на него. Он выглядел немного лучше, чем вчера, после обхода подразделений батальона, но был все еще бледен и временами не мог свободно вздохнуть.

Закончив мытье, Борис посоветовал Кузьмину еще пару деньков полежать, переложив практическую работу на секретаря партячейки, а сам отправился за перегородку в операционную, сменил Картавцева и приступил к работе.

Одновременно он думал:

– В чем же дело? Зачем, действительно, нужно было посылать нашу дивизию, если не было достаточных дополнительных сил? Ведь было же ясно, что такая операция будет почти безнадежна. Хоть бы с командиром дивизии или с Марченко поговорить.

Но комиссару, видно, было не до разговоров. Они вместе с командиром дивизии почти не уходили с передовой, кочуя из штаба одного полка в другой. Они оба понимали, что если только дивизия не удержит этот рубеж, то им не сносить головы, не говоря уже о том, какой непоправимый урон фронту может принести дальнейшее отступление дивизии. Поэтому проявляли один – все свое военное мастерство, а другой – всю свою зажигательную политическую страстность, побуждая бойцов и командиров дивизии любыми средствами отразить наступающие почти пятикратно превосходящие силы фашистов. И это им, хотя и с ощутимыми потерями, сделать все же удалось.