Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [77]

Глава четырнадцатая

Гитлеровские войска остановились на берегу Невы и у пригородов Ленинграда. Несмотря на яростные и многочисленные попытки, продвинуться вперед они не могут, они несут большие потери в живой силе.

Прохоров рассказал и о том, что во время одной из бомбежек по сигналам немецких шпионов были подожжены самые большие продовольственные склады Ленинграда, так называемые Бадаевские, пожар уничтожил почти все запасы продовольствия, и это значительно осложнило положение города. Вероятно, в ближайшее время будет сокращен и армейский паек.

В преддверии зимы Прохоров заказал в одной артели железные печки, которые на днях собирался привезти. Это было необходимо. Хотя осень, и особенно сентябрь 1941 года, на юге Карельского перешейка, где сейчас стоял медсанбат, выдался на редкость солнечным и теплым, все же по ночам в землянках было уже холодно. Кое-кто, используя разные подручные средства, жестяные банки из-под молока, старые ведра и тому подобное начал мастерить в своих землянках маленькие печурки, проделывая дымоходы прямо в земле. Но, конечно, для отопления больших лечебных землянок нужны были хорошие железные печки и главное – длинные трубы.

Еще 8 сентября фашистские войска овладели городом и крепостью Шлиссельбург, расположенном на берегу Ладожского озера. Таким образом весь левый берег реки Невы почти от Колпино и до Ладоги оказался в руках немцев. Переправиться через Неву враг не сумел и после ожесточенных боев в районе Колпино, куда ему, как стало известно позже, пришлось перебросить значительные силы, сосредоточенные ранее в районе Пулково и предназначенные для штурма Ленинграда.

Враг был вынужден перейти к обороне, решив взять город измором. Прохоров сообщил также и то, что в Ленинграде произошла смена командующего фронтом, вместо известного прославленного маршала К.Е. Ворошилова, назначили нового, до сих пор малоизвестного генерала Г.К. Жукова.

Бои западнее и южнее Ленинграда продолжают носить очень тяжелый характер. В войсках большие потери, госпиталей в городе не хватает, а эвакуировать раненых из города практически невозможно. На нашем участке фронта сейчас сравнительное затишье и может случиться так, что раненых будут перебрасывать к нам. Все рассказываемое Прохоровым вызывало живейший интерес, самые различные толки и пересуды, а разъяснить положение, дать правильную оценку событиям было некому.

Политрук Клименко, в общем-то храбрый и неглупый человек, в такой трудной и сложной обстановке казался явно растерянным. Коммунисты партячейки, состоявшей из 5 человек, объяснить положение, в котором очутилась страна, и в частности Ленинград, тоже не умели. Политотдел дивизии, потерявший в прошедших боях большую часть своего состава, был занят работой в полках, в которых политработников почти не осталось.

Так и получилось, что личный состав медсанбата варился в собственном соку, и каждый толковал все происходившие события самым различным образом.

Надо сказать, что большинство этих толкований были весьма, может быть, даже слишком оптимистическими. Это объяснялось, очевидно, тем, что после тяжелой физической работы и большого нервного напряжения, испытанного военнослужащими батальона во время боев в августе, с прибытием в этот новый район все обрели некоторое спокойствие. Хлопоты по устройству подземных сооружений, хорошее питание, нормальный режим работы и отдыха и сравнительно спокойная работа как бы успокоили всех.

После окончания «строительного» сезона все время продолжалось улучшение и совершенствование построенных сооружений. Оно уже не требовало больших сил, а велось, так сказать, в текущем порядке.

В медроте опять установили дежурства по операционно-перевязочному блоку, а так как раненых и больных поступало немного, то решили дежурить по целым суткам, по два врача. Остальные в это время бродили по лесу и занимались сбором лесных даров в виде грибов и различных ягод, имевшихся в округе лагеря в изобилии. Иногда над санбатом пролетали немецкие разведчики, но, видно, ничего не обнаруживали. Эти самолеты разбрасывали листовки и бродящие по лесу находили их. Листовки эти были составлены крайне глупо. Помещенные в них карикатуры на Красную армию и Сталина были настолько наивны и неправдоподобны, а русские фразы в тексте составлены так безграмотно, и с таким большим количеством орфографических ошибок, что, кажется, ни у кого в медсанбате ничего, кроме смеха над их издателями, не вызывали. Однако все найденные листовки немедленно сдавались политруку Клименко, который, отправив по одному экземпляру в политотдел дивизии, все остальные сжигал в печурке, установленной, наконец, в землянке комбата.

Кстати сказать, в последнюю поездку, кажется, это было числа 15 сентября, комбат Васильев явился из Ленинграда, где, как мы говорили, жила его семья – жена и двое маленьких ребят, совсем удрученный. Был чем-то встревожен и ездивший с ним Прохоров, но о причинах своего расстройства они никому не рассказали.

В эту последнюю поездку они привезли железные печи и трубы к ним. Как говорил Прохоров, пришлось выдержать в мастерской целый бой из-за них. На его заказ хотело наложить лапу интендантство фронта, и изготовленные печки пришлось чуть ли не украсть, но все-таки их в медсанбат доставить удалось, и теперь вопрос с отоплением землянок и палаток был решен.