Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I - [85]

Учение, между тем, становилось все сложнее. Если в первые месяцы службы всех изматывала строевая подготовка и зубрежка уставов, то теперь об этом времени вспоминали, как о счастливом и незагруженном.

Теперь многочисленные преподаватели ежедневно читали лекции по самым разнообразным предметам. В них излагалось только основное, совершенно необходимое; подробности нужно было разыскивать и выучивать самим по разнообразным наставлениям, уставам и учебникам.

Достаточно только перечислить название предметов, чтобы понять, как загружено было время курсантов. Прежде всего, изучалась тактика пехоты по боевому уставу (1-2-й частям), по тактическому уставу – тоже в двух частях и по специальному учебнику. Затем топография, саперное дело, химическая защита и нападение, артиллерия, взаимодействие пехоты с танками и авиацией. Изучение пулемета «максим» теоретическое и практическое, пулемета Дегтярева (только что появившегося на вооружении, сборку и взаимодействие частей которого командиры взводов сами плохо знали). Изучение гранат: русской и Мильса; револьвера наган и только что появившегося пистолета ТТ. Кроме этого, курсанты изучали иностранное оружие: японское, американское, немецкое.

Усложнились и политзанятия. Довольно часто ротам одногодичников обоих стрелковых полков одновременно читал лекции комиссар дивизии.

Кроме всех этих теоретических занятий, не уменьшалась нагрузка и по строевой и физкультуре.

В последнюю, в связи с наступлением зимнего времени, были введены некоторые изменения, как например, на утреннюю прогулку и бег теперь старшина выводил роту в шинелях и после четырех кругов пробежки по плацу от курсантов валил пар, как от загнанных лошадей. Однако со временем такой бег стал привычным, и рота уже могла пробежать без отставших 5 и даже 6 кругов.

Конечно, все курсанты сетовали на бесчеловечность старшины, но, во-первых, жаловаться на требовательность начальства было нельзя, в чем один из курсантов, некто Николай Паршин, убедился на собственном опыте, а во-вторых, вскоре все поняли, что старшина мучает их не зря, а в предвидении больших трудов, которые им предстояли. Нам хочется рассказать про некоторые случаи, происшедшие во время физкультуры.

Паршин, в прошлом ученик Московского театрального училища, участник полковой самодеятельности, обладал отличным умением читать всевозможные, главным образом героические, прочувствованные стихи, чем очень нравился старшине Белобородько, который, при всей своей суровости, видимо, в душе был довольно сентиментален. Пользуясь благоволением старшины, не раз хвалившим его чтение, Паршин попробовал манкировать утренними прогулками. Физически развитый не очень хорошо, он выдыхался в беге уже на 2–3 круге. Однажды, пробежав всего половину установленной дистанции, он самовольно перешел на шаг и не только отстал от роты, но даже вышел с протоптанной дорожки и медленно брел по ее краю.

По окончании прогулки старшина вызвал его из строя и спросил, чем вызвано такое нарушение дисциплины. Паршин ответил, что он устал.

– Вы что, нездоровы? – спросил старшина.

– Да, что-то горло и голова болит, – ответил Паршин, поняв, что дело может быть плохо. Старшина, хотя и не показал вида, но, видимо, встревожился. Он поручил одному из помкомвзводов отвести роту в казарму, а сам вместе с Паршиным направился в «околоток», так почему-то тогда называли полковой медпункт.

После осмотра Паршина врачом, кстати сказать, тоже из одногодичников этой же роты, старшина отправил «больного» в казарму. О чем говорил старшина с врачом, было неизвестно, но вечером на поверке он вызвал его из строя и объявил ему, что за обман командира и невыполнение приказа на утренней прогулке на него накладывается взыскание – 3 наряда вне очереди (это был максимум того, что мог дать старшина). Такого строгого наказания в роте еще никто не получал.

Паршин возмутился и на следующий день отправился с жалобой на старшину к командиру роты Константинову. Тот его внимательно выслушал, затем, встав из-за стола, отчетливо произнес:

– Курсант Паршин, за незнание дисциплинарного устава, за то, что вы осмелились обратиться с жалобой на старшину, минуя определенные уставные инстанции, за то, что вы жалуетесь на строгость командира, считаю нужным наказание, наложенное старшиной Белобородько – отменить. Накладывая на вас другое, считаю нужным подвергнуть вас аресту на гауптвахте на 5 суток.

Затем он повернулся к находившемуся в кабинете командиру взвода, в котором служил Паршин, и сказал:

– Товарищ Васильев, объявляю вам замечание за недостаточную подготовку курсантов и слабое знание ими дисциплинарного устава. Немедленно отправьте курсанта Паршина на гарнизонную гауптвахту.

Это было первое серьезное наказание в роте и потому оно произвело на всех курсантов ошеломляющее впечатление. Кроме того, все знали, что Паршин – комсомолец, вообще-то, дисциплинированный, хорошо успевающий курсант, и были удивлены строгостью командира роты.

Павлин Колбин поднял этот вопрос на комсомольском собрании, и политруку Савельеву немало пришлось потрудиться, пока он сумел разъяснить, что действия командиров в Красной армии на комсомольских и партийных собраниях обсуждению не подлежат. Они проверяются, если нужно – отменяются только высшими служебными и партийными инстанциями.