Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [67]

Между тем Борис лихо миновал сперва один брод, затем другой. Дно в этих местах было песчаное, и проехать по твердому песку по воде, разбрасывая в стороны тучи брызг, составило только удовольствие. Он приближался к третьему броду, находившемуся почти у края поля Пашкевичей. В этом месте дно реки было покрыто довольно крупными камнями, и Борис, так же смело ринувшись в воду, как и на предыдущих бродах, почти сразу же попал передним колесом между двумя камнями, потерял равновесие и через мгновение очутился в воде. Это увидели все, конечно, и Андрей, он тоже узнал парня, а увидев его падение, воскликнул:

– Да это никак Борька Алёшкин! Смотри-ка, Катин женишок пожаловал. Вот мы его сейчас опробуем на работе. Посмотрим, какова его сноровка. Или он только языком работать умеет! Ой, да что же это он выделывает!

А Борис действительно «выделывал»: сперва он пытался сохранить равновесие на велосипеде, а когда это ему не удалось, то попытался соскочить с него и, при этом зацепившись ногой за педаль, плюхнулся в воду плашмя. Он, конечно, сразу же вскочил на ноги и, оставив велосипед, бросился вниз по течению за уплывавшей рубашкой, которую он небрежно бросил сверху литературы, когда раздевался, и которая теперь, свалившись в воду, спокойно плыла. Догнал её, вытащил, слегка отжал и, перекинув через плечо, направился к велосипеду. Тот не свалился в воду, а, застряв между камнями, лишь накренился, и благодаря этому привязанная на багажнике литература не подмокла. Но случилось худшее, когда он спрыгивал с машины, он довольно сильно опёрся на недавно приделанную «чужую» педаль, что-то хрустнуло. Он на это не обратил внимания, торопясь догнать рубаху, теперь же, вытащив велосипед из воды, он увидел, что шплинт, которым кузнец укреплял педаль, сломался, и педаль болтается так, что ей пользоваться нельзя. Огорчённый, вместо того, чтобы с триумфом подкатить к работавшим в поле, он понуро волочил велосипед за руль, шагая рядом с ним.

В общем-то, авария не причинила ему особого вреда, иесли не считать мокрой рубахи да ног, то он отделался только легким испугом. Но уже то, что он так позорно свалился на глазах у всей Катиной семьи, смущало его так, что он был готов провалиться сквозь землю. Тем более что зрители, вначале немного испугавшись его падения, увидев, что велосипедист цел и невредим, разразились громким смехом. Так под этот хохот Борис и подвез свой искалеченный велосипед к полевому стану Пашкевичей. Почти вместе с ним туда подошли и все члены семьи, работавшие в поле: Андрей, Наташа – его жена, Катя, и её сестры Женя и Тамара. Правда, Наташа, собственно, встречала остальных, она готовила обед.

Посмеявшись и посочувствовав несчастью незадачливого велосипедиста, пригласили его к обеду, от которого он не стал отказываться. Свою мокрую рубаху он развесил на торчащей вверх оглобле телеги, в тени которой на чистом рядне был собран обед. Во время обеда Борис рассказал, что по поручению райкома ВЛКСМ ехал в Новую Москву, а, увидев их, решил завернуть к ним. Андрей, правда, немного удивился, как это Борис сумел увидеть их с дороги, когда и здесь-то, среди хлебов и уже подросшей кукурузы, их можно было разглядеть с трудом. Но свои сомнения высказывать не стал. Не стал он также, чего больше всего боялась Катя, и насмешничать над нею и Борисом.

После обеда, осмотрев свою машину и убедившись, что пользоваться ею будет очень трудно, Борис взвалил за плечи связку литературы, натянув предварительно еще влажную юнгштурмовку, и отправился в Новую Москву пешком. Он попросил у Андрея, как у старшего, разрешения оставить машину у них с тем, что по возвращении он опять зайдёт к Пашкевичам и заберет велосипед. Андрей согласился на это и даже показал парню тропинку, идущую через сопку, которая сокращала путь до села, в которое Борис направлялся, почти вдвое.

Перед уходом Борис успел шепнуть Кате, что на ночь не останется в Новой Москве, а вечером вернётся к ним. Он полагал, что это произойдет не позднее часов 11 ночи.

Так всё и случилось. Пионеротрядом в Новой Москве руководила Лида Смага, младшая сестра бывшего секретаря райкома Захара Смаги, она окончила школу-девятилетку вместе с Катей и, изъявив желание стать учительницей, сразу же после окончания получила направление на работу в родное село – в Новую Москву. По комсомольской линии ей поручили работать с пионерами. По своей наружности, как, впрочем, и по характеру, она совсем не походила на своего брата. Невысокая, довольно полная шатенка, с веселыми карими глазами, постоянной улыбкой на румяном лице и какой-то озорной подвижностью, она быстро завоевала уважение пионеров, и её отряд считался одним из лучших. Тем более что она к работе с пионерами относилась очень серьёзно и отдавала им всё свое свободное время.

О предполагаемом приезде Борис предупредил секретаря Новомосковской ячейки ВЛКСМ, служившего одновременно и секретарем сельсовета, с которым имелась телефонная связь. К, его приходу в школе уже собрались все комсомольцы и большая часть молодежи села. Выслушали доклад, сделанный им достаточно толково и интересно, и попев революционные и комсомольские песни, все разошлись. Борис побеседовал с Лидой Смага о работе пионеротряда, снабдил её несколькими полученными недавно из облбюро директивами и инструкциями, передал ей несколько экземпляров журнала «Пионер» и «Вожатый», и несмотря на приглашение её и секретаря ячейки остаться на ночевку в селе, отправился в обратный путь. До стана Пашкевичей было всего около двух верст, если идти по той тропинке, которую ему указал Андрей, поэтому Борис согласился поужинать у Смаги. Основательно подзакусив, он часов в 10 отправился в обратный путь.