Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том I - [13]

Затем взял слово Барон:

– Я считаю так! – сказал он, – Алёшкина принять в комсомол нужно, он много испытал, но сумел выучиться и остаться честным парнем. Ведь о всех его приключениях и о заблуждениях его мы не от кого-нибудь узнали, а от него самого. Значит, он их уже в какой-то мере осознал, раз не боится в них признаться. Ну а то, что его отец в прошлом офицер, это тоже нестрашно. Во-первых, мы знаем многих офицеров, которые даже большевиками были, а во-вторых, сейчас-то его отец – командир Красной Армии и выполняет ответственную работу в военкомате. Значит, Советская власть ему доверяет, почему же мы не должны доверять? Ну и, наконец, всех этих ребят мы пока принимаем в кандидаты, и если у Семены и Кочергина кандидатский стаж будет 6 месяцев, то у Алёшкина, как сына служащего, целый год. За это время мы их хорошенько проверим в комсомольской работе. Я думаю, что все они наше доверие оправдают. Все документы я увезу во Владивосток. На заседании укома РКСМ мы обсудим их и если утвердим, то вышлем им кандидатские карточки. А пока работой Шкотовской ячейки PKCM будете руководить вы, – повернулся он к Пашкевич. – Ну, а с окончанием учительских курсов что-нибудь еще придумаем.

После отъезда Барона прошла неделя. На собрании ячейки, которые теперь стали проходить каждую неделю, всем вновь принятым ребятам торжественно вручили кандидатские карточки.

Весть о создании в селе Шкотово комсомольской ячейки распространилась среди молодёжи села довольно быстро, и уже в начале сентября в неё было принято несколько человек из рабочих-железнодорожников, из крестьян села Шкотово и из детей служащих волисполкома, казначейства, военкомата и учителей.

В числе принятых был рабочий паренёк Григорий Герасимов, впоследствии один из самых близких друзей Бориса, и Коля Воскресенский – сын учительницы русского языка и литературы школы II ступени. Между прочим, о приёме в комсомол последнего было очень много споров. Отец его, в прошлом священник, преподавал закон божий в высшеначальном училище, и почти все высказывались против того, чтобы сын попа был в комсомоле. На его защиту встал Шунайлов, к этому времени он стал секретарём Шкотовской ячейки РКП(б). Он сказал, что отец Воскресенского, убежавший с белыми за границу, звал с собой и жену, мать Коли, но та ехать отказалась, за что чуть не была расстреляна белогвардейцами. Коля воспитывается матерью и к отцу сейчас никакого отношения не имеет. За отца он отвечать не может. После этого и Воскресенский стал кандидатом РКСМ, впоследствии он учился с Алёшкиным и стал также одним из его хороших приятелей. Уже через год после получения известия о смерти отца Воскресенского его жена, Колина мать, вышла замуж за некоего Мищенко, служившего бухгалтером в казначействе и волисполкоме.

Решением укома РКП(б) все партийцы, возраст которых не превышал 27 лет, должны были состоять одновременно и в комсомоле, поэтому в Шкотовскую ячейку РКСМ влились красноармейцы из военкомата, сотрудники ОГПУ и служащие различных советских учреждений, начавших открываться в селе чуть ли не ежедневно. Среди них были и такие, по мнению Бориса Алёшкина, совсем взрослые, как Гетун, Силков и другие.

Все партийцы и комсомольцы автоматически зачислялись в ЧОН (части особого назначения) при ГПУ, эти вооруженные части предназначались для борьбы с хунхузами, для помощи работникам милиции, ГПУ. После принятия в РКСМ стал чоновцем и Борис, ему, как и остальным комсомольцам, выдали винтовку и одну обойму патронов. Командиры из военкомата и ГПУ почти ежедневно занимались с молодыми чоновцами, обучая их обращению с выданным оружием: разборке, сборке, чистке и стрельбе. Впрочем, последней пока только теоретически, так как для настоящей стрельбы не было достаточного количества патронов. В самые последние дни августа новым бойцам ЧОН неожиданно пришлось участвовать в боевой операции.

Бойцы ЧОН, выходя из дому вечерами, оружие обязаны были брать с собой, особенно когда они шли в какое-нибудь людное место, а, следовательно, и в клуб. В этот вечер в клубе чуть ли не в первый раз за всё время пребывания Бориса в Шкотово показывали какую-то картину. Своего киноаппарата в Шкотово еще не было, но примерно раз в 2–3 месяца приезжал киномеханик с передвижным аппаратом из Владивостока, привозя с собой какой-нибудь боевик. Происходило это в субботу и в воскресенье, и тогда в клубе собиралась почти вся сельская и рабочая молодежь села Шкотово и близлежащих сёл. Конечно, присутствовали и учителя-курсанты.

Клуб заполнялся до отказа. Обычно то время картина состояла из нескольких частей. После показа каждой части наступал перерыв, длившиеся несколько минут. В один из таких перерывов у дверей клуба вдруг раздался громкий голос:

– Бойцы ЧОН, на выход с оружием, быстро!

Все взволнованно зашевелились, среди рядов скамеек, служивших местами для зрителей, стали быстро пробираться чоновцы, постукивая прикладами винтовок о скамейки и ноги сидящих. Все они быстро скрывались в дверях, а выйдя на двор, по указанию стоявшего у выхода красноармейца, строились в две шеренги. Скоро к ним присоединились и чоновцы, прибежавшие из села и казарм гарнизона. Откуда-то изза угла клуба к построившимся бойцам вышел пожилой работник ГПУ, заменивший всё еще болевшего Надежина, ранее командовавшего отрядом ЧОН.