Необычайное путешествие - [35]

Это случилось через несколько дней. Выгнав утром, как всегда, стадо на пастбище, пастухи внезапно вернулись, гоня перед собой обратно недовольных, голодных животных. Предупредив стражу, чтобы она закрыла за ними ворота на засовы, пастухи поспешно пришли к Мирославу и, хотя все женщины были немедленно удалены из помещения и при разговоре с пастухами не присутствовали, темные слухи моментально взбудоражили городище. Не сговариваясь, все жители стали сходиться к дому старейшины, и когда тот вышел из дверей, то он увидел перед собой всех родичей от мала до велика.

— Дети мои, — чуть дрогнувшим голосом произнес Мирослав. — Враг приближается к стенам нашего поселения. Он хочет забрать наш хлеб и наших юношей и девушек. Он хочет поставить нас на колени перед своим царем. Покоримся ли мы жадным пришельцам?

— Не покоримся! Не бывать этому! — стоном пронеслось по толпе.

Мирослав выпрямился. Теперь его голос звучал властно и твердо:

— Тогда, сыны мои, берите ваши луки, напоите ядом ваши стрелы и идите на защиту родных стен. Лучше нам всем лечь костьми, чем попасть в полон к лютым недругам.

Вася вместе со всеми мужчинами побежал к кузнице. Рядом с нею находилась оружейная, в которой хранилось готовое оружие. Сам Мирослав вручал своим воинам копья, сверкающие новыми наконечниками, пучки стрел, туго натянутые луки, топоры на длинных рукоятках. Получившие оружие быстро шли к стенам городища и оставались там в ожидании нападения.

Женщины и дети были закрыты в домах. Вася и другие подростки поспешно насаживали наконечники на стрелы. Взяв в охапку готовые стрелы, они побежали к стенам городища передать их защитникам. Взобравшись на стену, Вася глянул в степь и замер. На горизонте росло и росло серое облачко пыли. Вот оно уже грозной тучей надвинулось на городище. Вырисовываются силуэты всадников, несущихся во весь опор… На воинах странные остроконечные башлыки, сверкающие золотом. На длинных кафтанах блестят металлические бляхи. Горят, как жар, уборы на конях. Сверкают мечи.

— Нельзя подпустить их близко, ребятушки, — говорит Мирослав. Встречайте недруга калеными стрелами!

Град стрел летит со стен городища навстречу приближающейся вражеской коннице. Почти одновременно другая, ответная туча стрел несется на защитников крепости.

Схватившись за грудь, из которой торчит перо стрелы, падает старший сын Мирослава — искусный мастер, создавший чудесную вазу. Тщетно ищет в нем хоть слабых признаков жизни склонившийся над телом отец.

Метко стреляют защитники. Не один скиф, выпустив вдруг повод, падает под ноги своего коня. Но на месте выбывшего из строя появляется другой. И кажется ошеломленному Васе, что перед городищем не люди, а стоглавый дракон, у которого, как в сказке, на месте отрубленной головы вырастает другая.

Уже совсем поредели ряды жителей городища, когда скифы, с воинственным кличем, спешившись с коней, бросились на стены, размахивая сверкающими мечами. Вот один, встав на плечи другому, вскакивает на стену. Ловкий прыжок, и он оказывается внутри крепости.

Бежит к воротам. Стража падает под страшными ударами его меча. Гремят засовы. Со скрипом, будто нехотя, распахиваются перед незваными гостями тяжелые ворота. И вот уже враги внутри городища.

На огненно-рыжем коне въезжает в крепость военачальник скифов. Сверкает золотом убор его коня. За плечами развевается шелковисто-белый плащ, сшитый из человеческой кожи.

Скифы подводят к нему Мирослава и силой заставляют старика опуститься на колени перед победителем. Но не просит пощады Мирослав. С ненавистью смотрит он в черные глаза разгоряченного боем скифа. Тот выхватывает меч и одним ударам сносит с плеч гордую седую голову старейшины городища. Потом, склонившись над обезглавленным туловищем, как гиена, пьет дымящуюся кровь.

Выполнив этот военный обряд, военачальник отдает приказание: отрубить и привьючить к седлам головы убитых и тяжело раненых. Эти трофеи он должен по счету сдать царю, как доказательство победы. Всех оставшихся в живых, включая женщин и детей, привязывают арканом друг к другу.

Воины выгребают из амбаров золотистый ячмень и пшеницу и ссыпают их в кожаные мешки. Выгоняют за ворота скот, поджигают постройки. Скифы торопятся, как воры, забравшиеся в чужой дом. Быстро вьючат они на быков и коней награбленное, и вот уже длинный караван трогается от ворот пылающего городища. В конце каравана идут полоненные жители.

Мимо Васи, Валерика и Кюльжан, ухитрившихся оказаться вместе, проносится в голову колонны всадник. Приостановившись, он хозяйским взглядом окидывает уныло идущих людей и цедит сквозь зубы:

— Живые-убитые… Теперь вы только живые-убитые! — Пришпорив своего коня, скиф скачет дальше, и клубы пыли окутывают печальное шествие побежденных.

«ЖИВЫЕ-УБИТЫЕ»

— «Живые-убитые» — так называли в древнее время пленников, оставляемых живыми для того, чтобы сделать рабами, — вспомнил Вася. Мучительно хотелось пить. Кровоточили губы, потрескавшиеся от сухого степного ветра. Густая пыль покрыла всех серой пеленой так, что он с трудом различал лица своих товарищей. Видно, не одно поселение мирных земледельцев подвергалось нападению царских скифов. Все новые отряды воинов присоединялись к колонне победителей. Все росла скорбная толпа пленников.