Нео-Буратино - [3]

— Эй! Ты что тут делаешь?

Директор, сжимая шланг в дрожащих от волнения руках, услужливо подскочил к Папалексиеву и, пожирая его лакейским взглядом, отрапортовал гвардейской скороговоркой:

— Я являюсь хранителем памятника и всей архитектурной композиции, в настоящее время исполняю обязанности поливальщика цветов и отвечаю за подсветку. Смею заметить — это очень ответственная и кропотливая работа!

Найдя директора человеком вполне воспитанным и соответствующим занимаемой им ответственной должности, Папалексиев смягчился и спросил уже в дружелюбном тоне:

— Милейший, чей же это памятник?

— Этот монумент воздвигнут в честь великого и всеми уважаемого Тиллима Папалексиева, автором монумента он сам и является. Позвольте небольшой искусствоведческий экскурс. Композиция состоит из трех основных частей, доминантой же является сама фигура Папалексиева в трамвае, затем следует рассматривать окружающие ее экспонаты, деревянные аксессуары и, наконец, скульптуры несравненной Авдотьи Каталовой, исполненные в технике гальванопластики и покрытые сусальным золотом, располагающиеся в доме-музее, из окна которого она с восхищением созерцает пластическую композицию с Папалексиевым в трамвае.

Во сне не было предела папалексиевскому счастью, но сон, как водится, перебился, а затем Тиллим и вовсе проснулся от мысли, что Авдотья сегодня выходит замуж. Замуж же она выходила за собственного начальника, представшего во сне экскурсоводом-поливальщиком. Для Папалексиева это событие было кульминационным моментом жизненной трагедии. Его возлюбленная, предав бескорыстную дружбу замечательного человека с уникальными именем и фамилией, оставив его, самого героического мужчину, изменила гуманным принципам, попрала все общечеловеческие ценности и отдавала свою руку, сердце и все остальное телевизионному боссу, этому бессовестному цинику, хищнику от рекламы, этому г-ну Гладилову! Счастливый жених был кругленький, опухший от переедания и прочих владевших им нездоровых страстей и страстишек человечек, а выражаясь определеннее, просто неприятный — да что там! — отвратительный тип. Во-первых, потому, что у него, как у преуспевающего дельца, всегда были деньги, и большие, и распоряжался он ими публично и вызывающе, раскидывая направо и налево, что Папалексиеву, в материальном плане человеку скромному и в быту неприхотливому, определенно не нравилось. Он не мог понять, откуда можно взять сразу столько денег, и был уверен, что г-н Гладилов где-то прячет станок, на котором печатает купюры. А как любил рекламный директор разворачивать запечатанные пачки банкнот веером, демонстрируя свою материальную мощь в обществе хорошеньких женщин! Тиллима это просто бесило, так как он считал подобную манеру обольщения бедных дам бесчестной. Во-вторых, г-н Гладилов, злоупотребляя своим начальственным положением, постоянно придирался к Папалексиеву, бранил за сущие пустяки и не упускал ни одного удобного случая обвинить его в безделье. А работа у Тиллима была творческая: он являлся ассистентом осветителя, что давало ему право выкуривать пачку сигарет в день, обсуждать телевизионные и все прочие новости за столиком в кофейне телецентра, а в перерывах между всеми этими важными занятиями устанавливать свет в студии на какого-нибудь новоявленного корреспондента-выскочку, рвущегося к карьере звезды и уже от одного только желания быть ею смотревшего на всех свысока, с презрением, будто он, вчерашний выпускник журфака, а то и вовсе неуч, уже стал светилом на телевизионном небосклоне. Каждая новая физиономия, мнившая, что уже преобразилась в лицо с необщим выраженьем, вызывала у Тиллима лишь сострадание: он-то знал, куда уходят такие напыщенные типы. «А настоящие звезды, они вообще-то скромные…» — повторял Тиллим про себя. Он вообще любил рассуждать наедине с собой, иногда допуская к этим философствованиям преданного Фильку, который заинтересованно внимал доводам хозяина и, главное, не имел дурной привычки перебивать.

Начальника же рекламной службы ничто так не занимало, как гороскопы. Вот в чем он был подлинный профессионал и непревзойденный дока. Предсказания астрологов составляли внушительную стопку на подоконнике в его кабинете. Г-н Гладилов собирал их повсюду, вырезал из обрывков газет и аккуратно вкладывал в папочки под знаком, коллекционировал дешевые брошюрки с подробными описаниями длины и формы носов, иных конечностей, разреза глаз и качества волосяного покрова. Он предполагал со временем собрать материал для создания галоскопической энциклопедии и явиться человечеству в качестве знатока типов и характеров, с первого взгляда способного распознать настроения и помыслы народа. Невзирая на свое, казалось бы, серьезное положение, всякое знакомство он начинал с неизменного: «А кто вы по гороскопу?» Тиллима это очень забавляло, и в отсутствие директора он развлекал сотрудников тем, что, передразнивая и гнусавя, как это обычно делал г-н Гладилов, склонив голову набок и приторно улыбаясь, спрашивал: «А кто вы по гороскопу?» Обрывки фраз, некогда оброненные г-ном Гладиловым, тонули во всеобщем хохоте, переходившем в хоровой визг, топанье и хлопанье в ладоши. Да, пародия на директора Тиллиму удавалась идеально, и может быть, именно поэтому тот терпеть не мог ассистента осветителя. Ассистент же не уставал возмущаться: «Ну кто такой, в конце концов, этот Гладилов? Носится всюду со своими гороскопами и делает вид, что занят чем-то необычайно важным!» Кстати, состав своего коллектива г-н Гладилов тоже подбирал исключительно в соответствии с зодиаком. Можно себе представить, какая веселенькая компания получилась! Правда, Папалексиев попал сюда случайно и являл собой своего рода архаизм, сохранившийся здесь в качестве наследства от прежнего начальника, поэтому жизнь его при новом руководстве была ужасна; кроме того, зодиакальные данные Тиллима не соответствовали канонам, установленным астрологическим прогнозистом г-ном Гладиловым. Зато полной противоположностью Тиллиму была его возлюбленная Авдотья Каталова. Она по всем статьям подходила начальнику и потому являлась секретаршей — лицом, снискавшим его особое доверие, посвященным во многие махинации рекламного босса. Тиллим вообще подозревал, что Авдотья состояла «в доле», но это не охлаждало в нем возвышенных чувств. Напротив, он надеялся бескорыстным служением явить любимой идеал подлинной человечности.